Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

С Нани разговаривают осторожно. Она может так повернуть разговор, что не сумеешь ответить. А я этого не боюсь. Иван Дмитриевич тоже говорит с ней как хочет. Нани идет от меня к нему:

— Иван, ты плохой человек. Браку стало много, а ты тоже молчишь.

— Не сбивай ты меня, я расчет выверяю… — бормочет токарь и поворачивается к ней раздраженно: — Что тебе, Няня? Принесешь мне побольше эмульсии.

— Перегревается станок? Принесу, тебе все принесу. Не успеваю таскать детали на переделку, Иван! Лежат в ОТК, контролер пишет бумажки. Лежат, пока Нани не прибежит, не вырвет у контролера, чтобы тащить на переделку.

— Мои детали, что ли? «Молчишь»!.. Говори и ты на собрании.

— Скажу, Иван. И про тебя скажу, как ты говоришь: «Мои детали, что ли?» Надо молодым устраивать экзамен каждые два месяца, чтобы не было брака. Вот как надо, Иван. Ты это лучше скажешь, чем Нани. Если ты хороший человек, молчать не будешь, Иван.

— Хорошо, иди. Ты у нас хорошая: с самого утра ты со всеми ругаться начинаешь. И как тебе не надоест, Няня?

Она уходит, продолжая что-то говорить сама себе. По проходу мимо нее спешит нормировщик Шабазгире́й с папкой под мышкой. Я облокачиваюсь на ограду, останавливаю Шабазгирея и спрашиваю его:

— Скажи, почему ты не поздоровался с Нани?

— А? Да я и не заметил ее. Постой, а какое тебе дело? Я же не спрашиваю, почему ты сегодня такой красивый!

— Она любит, когда ей доброе слово скажут. Только поэтому я тебя и спросил.

— А ты у нас что, заведующий добрыми словами? Слушай, некогда мне с тобой. Уффой, один такой человек, как ты, может настроение на всю смену испортить… Отстань ты от меня!

Хотел бы я посмотреть, как Цирценис наладит свою «технику общения» вот с такими. Или со мной, который пристал к человеку и нанес ему психическую травму своим глупым замечанием.

Началась смена. На разные голоса заговорили станки. Подкинули нам шуму соседние помещения. Нате, если вам мало своего! Оттуда доносится глухой стук механического молота, а сборочный цех заливается голосами сверлилок, там идет испытание на стенде. Спешат по проходам мимо наших станочных участков те, кто опоздал. Прошел Замир, улыбаясь то одному, то другому. И каждый раз слегка приподнимает руку. Приветствует. Насчет здороваться он специалист. Мне тоже улыбнулся как ни в чем не бывало, кивнул.

«Улицы» быстро опустели. Но я знаю, что это ненадолго. Сейчас начнется хождение! Иногда можно подумать, что только мы, станочники, и работаем. Да и мы, сказать правду, немало шляемся по цеху, а то и по всему корпусу. То наряд тебе не дали с самого утра, то заготовки кончились, то к мастеру, то за инструментом, то расчет уточнить у заказчика из соседнего цеха. А бывает, и без дела. У меня-то чаще всего прогулка одна, если есть свободная минута: иду на термический участок, к Алиму-Горе, покурить.

— Кто тебя разукрасил? — спрашивает Гора потихоньку.

— За дело, — уклоняюсь я от ответа.

Алим не расспрашивает. Знает: сам расскажу, если надо. А может, обиделся.

Здесь, у термистов, больших новостей сегодня нет. У них своя маленькая новость: хотят термический участок сделать самостоятельным. Сейчас он числится при механическом цехе, который на правах хозяина сует свои детали на термическую обработку без всякой очереди. Пусть участок будет ничейным! Термистам-то все равно, но они заранее переживают, что к ним, четверым работягам, прибавится пятый, которому нечего делать будет: начальник. Должен же быть у каждой самостоятельной службы начальник? И начальником сюда рвется, говорят, Замир!

Из-за термической печи в наш закуток заглядывает Сафарби́, начальник моего ремонтно-механического. Он кабардинец, ему лет тридцать пять; а раз он такой старый, мы все почтительно встаем перед ним. Кроме кузнеца Магомета, которому все сорок.

— Ты что здесь собрал митинг, Алим-Гора? — спрашивает Сафарби хмуро. — Будет конец этим вашим хабарам?

Алим-Гора утирает вспотевший лоб рукавицей, улыбается:

— Моя печь работает, мой котел кипит. А что тут делают твои лодыри, меня не касается.

Сафарби оглядывает всех нас, ищет глазами своих. Смотрит на меня, замечает мой синяк и недовольно говорит:

— Самый смирный в цехе — и тот с синяком! Смотри мне, Шамо, если натворил что-нибудь такое… Цех без месячной премии хочешь оставить?

Алим-Гора успокаивает его:

— Да что ты, Сафарби! Ты же знаешь, какой человек Шамо.

— Теперь-то знаю! Ладно, Гора. Лишь бы ты не приложил руку в отместку за своего друга. Разбирайтесь сами со своими босяцкими делами. Шамо, пойдем, ты жаловался, что тебе скучные наряды дают. Сейчас получишь кое-что другое. Заготовки тебя уже ждут. А может, сюда тебе их принести? Станка тут, правда, нет, но можно и языками обточить детали. Верно, Мути?

Задание мне и в самом деле мастер приготовил нескучное. Я такую штуку еще никогда не вытачивал. Тем-то и хороша работа в ремонтно-механическом цехе, что тут ты все время делаешь что-то новое. В соседнем — механическом — цехе ребята шпарят сериями, вытачивает человек одно и то же и день, и два, и неделю. И как им не приедается такая работа? А нам, ремонтникам, чуть не при каждом заказе по-новому приходится соображать. Так и сейчас: я сделаю новый расчет обработки металла.

Кое-что мне непонятно, я спрашиваю Ивана Дмитриевича. Он достает из кармана свою заветную книжечку. В этой кожаной записной книжечке у него готовые собственные расчеты, наверное, на все типовые детали. В руки он мне никогда ее не дает. Говорит: «От готового мало проку. Научись сам быстро соображать, что к чему. Тогда и такая книжечка будет нелишняя, чтобы каждый раз напрасно не мудрить заново».

Иван Дмитриевич подсказывает мне то, что потребовалось, и спрашивает недовольно:

— А все остальное тебе уже ясно?

— А что тут неясного? Рассчитаю, перепроверю, переналажу станок. А потом уж решать будет резец…

— Резцу-то все равно, что и как точить, — хмыкает Иван Дмитриевич. — Резец, он не обязан об экономии материала думать…

Оказывается, старый токарь глянул на мои заготовки лишь краешком глаза и уже определил, что почти четверть металла пойдет в стружку. Я бы тоже над этим задумался, но когда? Тогда, когда дело дошло бы до резца и над душой стоял бы мастер и подгонял: давай-давай, заказчики ждут.

— Верни ему заготовки, — показывает мне Иван Дмитриевич на мастера. — Они пригодятся на что-нибудь другое, а тебе пусть дадут подходящий исходный материал.

— Ты что его с толку сбиваешь? — оглядывается мастер. — Когда же это успеют ему новые заготовки сделать?

— А вот пусть и делает тот, кто так наколбасил, — советует Иван Дмитриевич.

— Мы же не серию запускаем, — сердится мастер. — Потеря будет пустяковая.