Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

Я слушал Газзаева не очень внимательно, потому что размышлял над выступлением Кейпы и наблюдал потихоньку, как она сейчас держится.

Но потом в речи Газзаева мне стало слышаться что-то знакомое, уже слышанное где-то.

Снизить ставку калыма… Уменьшить размеры подарков на всяких торжествах…

Да это же слова Бунхо, которые старик говорил в беседе со мной! Я же не дальше как сегодня, во время перекура на термическом участке, рассказывал ребятам, какое умное дело шевелится в голове у наших передовых стариков. Некоторые ребята мне не поверили, но все же обрадовались, что женитьба будет обходиться дешевле. Вот и сейчас по лицам многих ребят видно, что они не понимают, зачем Газзаев ругает такие умные пункты решения стариковского схода.

— Есть люди, — продолжал Газзаев, — которые склонны считать решения итого схода чуть ли не прогрессивными. Они думают, что религиозные фанатики наконец осознали вредность многих отживших обычаев. Вы, рабочий класс, не должны попасться на такую удочку! Не уничтожить, а еще сильнее закрепить ценой «уступок» все отжившее — вот хитрая тактика организаторов схода. Районная партийная организация раскусила эту тактику. В самом деле, чего стоит хотя бы такой пункт решения схода, как «снижение цен» на невест? Кого из сидящих здесь девушек не оскорбит такое решение? Ведь ясно, что оно направлено на увековечивание позорного обычая калыма.

Газзаев отпил воду, и голос у него стал еще строже:

— Даже в таком коллективе, как ваш, нашлись отсталые элементы, которые взялись чуть ли не пропагандировать решения схода, захотели стать рупором религиозных фанатиков. Надо приглядеться к таким людям, товарищи!

…Алим-Гора подошел ко мне после собрания и прошептал, отведя к окну:

— И откуда ты принес на своем хвосте все эти разговоры об «умных» замыслах стариков? Еще этого нам с тобой не хватало.

— А что, и другие неприятности есть?

— Ты думал, история с похищением невесты не выплывет? Хасан сказал мне только что: мы с тобой должны быть послезавтра сразу после смены в комитете комсомола. Нас будут обсуждать. Если бы не этот дурацкий сход, все могло бы и обойтись, А тут видишь, как заторопились?

Мы подошли к ребятам. Мути сделал ладони трубочкой и стал разглядывать меня как через бинокль.

— Ты чего? — удивился я.

— Газзаев призвал приглядеться к таким людям, как ты, — сболтнул он, а ребята расхохотались.

— Трахнуть бы тебя по башке, Мути, — мрачно сказал Алим-Гора. — Ты и на своих похоронах будешь смешить публику…

— Молчи, старовер! Мы сумеем дать отпор фанатикам! — дурачится Мути, очень похоже подражая голосу Газзаева, напоминающему звук включенной сверлилки.

На другой день я стоял после смены с группой ребят возле здания заводоуправления, у доски объявлений и приказов.

Из здания вышел директор. Мы сразу спрятали за спины свои сигаретки. Не так сильно спрятали, как перед стариками прячем, а слегка. Просто сделали из вежливости вид, что прячем.

— Ну, хоть вы все некурящие, а спички у кого-нибудь найдутся? — подошел к нам директор.

Он прикурил от чьей-то зажигалки, оглядел нас всех.

— Так. Кто тут из токарей… Шамо, у тебя есть минутка? Зайдем ко мне, я хочу попросить тебя выточить одну штуку. Ребята, извините, что я вашего друга увожу…

В кабинете директор предложил мне сесть. Я сел без разговоров. Помню ведь, как он проучил женщину, которая тут ингушские церемонии затеяла.

— Завтра с утра выточи мне десяток вот таких шайбочек, — показал директор образец. — Только поаккуратнее, с минимальным допуском.

Чепуховская работа. Ее и пэтэушник сделает.

— Понимаешь, надо срочно, а ваши мастера даже со мной могут затеять бюрократию — наряд и прочее, — улыбнулся директор.

Я хочу встать, а директор продолжает:

— Она нужна вот сюда, для колпачка электросверлилки…

Смотрю, это такой же колпачок, какой мне дала Таня. Но подобной шайбы он не имел, это я помню хорошо, и говорю директору:

— Шайбе тут нет места…

— Не было, ты прав. А теперь будет, Шамо. Ты знаешь Туга́на, слесаря, который пресс обслуживает? Вот у кого удивительная голова… С месяц назад он сам взялся упростить одну из шести операций на изготовлении вот этого колпачка, хотя это и не его обязанность. Технологи видят, что у него не получается, поручили дело более толковым ребятам. Туган спрятал обиду в карман и продолжал возиться. Добился!

— Предложил шайбу? — спрашиваю я, никак не понимая, что она будет делать в комплекте.

— Туган предложил отказаться, совсем отказаться…

«Понимаю, отказаться от боковых винтов колпачка, чтобы не приходилось пробивать отверстия, — мелькает у меня мысль. — К этому ведь и я шел! Но при чем шайба? Она разве заменит винты?»

— Понимаешь, как это смело и умно: он предложил вообще отказаться то колпачка! — говорит директор, любуясь шайбой. — Его заменит вот такая защитная шайба. А крепить ее будем очень просто: стопорным кольцом самой сверлилки. Представляешь, какой солидный годовой экономический эффект? А главное, не будет теперь заторов на сборке. Тугану, конечно, дадим премию…

— До чего простая штука… — смотрю я на эту шайбу.

Я прямо понять не могу, как это не пришло в голову мне. Ведь если разобраться, мы с Туганом в одном направлении двигались: то, что не желает тебе подчиниться, убери с дороги, замени. Только я остановился на полпути, а Туган пошел до конца.

— Это, конечно, обычное рацпредложение, — говорит директор. — Но оно все же требовало технической дерзости, верно, Шамо?

Директор открыл бутылку с минеральной водой «Ачалуки́», налил в стаканы.

— Пей, Шамо. Согласись, мы привыкли называть мужеством только некоторые вещи. Геройский подвиг на фронте. Или пойти на любую опасность ради друга. Вплоть до того, чтобы украсть для него невесту, не боясь ни выстрелов, ни тюрьмы…

Я поперхнулся шипучей водой. Директор, кажется, ничего не заметил и продолжал:

— Вот вчера на встрече с учеными говорили об этикете. Я рад, если мы сумеем хранить и беречь многое доброе из дедовских правил чести. Но для меня, Шамо, самое большое мужество ингушей сейчас заключается в том, что они рвутся к вершинам технического прогресса. Больше того: сами вершиной хотят стать! Не бугорком, а вершиной. Так, кажется, говорилось в стихотворении, которое читала нам эта красивая девушка с фабрики?

Я почувствовал, что мое лицо залилось краской. Директор вытащил из-под стекла большую фотографию боевых башен древних ингушей.

— Посмотри, что мне подарили археологи. Я глядел сегодня на эти башни и подумал о продукции нашего завода.

При чем тут наши сверлилки? Это мне непонятно.