Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

— Бывает такой смех, который и мертвого поднимет, — заверил я Кейпу, вспомнив о Буке. — Не поверишь, есть у меня одна такая родственница…

— Поверю! — перебила она меня, и я даже опешил, так быстро она сказала свое «поверю». — Отец сейчас на турбазе, хочет провести там свой отпуск. У него уже была путевка в Сочи, а он вдруг поехал на турбазу…

— На какую турбазу?

— На вашу, заводскую, — рассмеялась Кейпа.

Я вдруг вспомнил, как ее отец смотрел весной в скверике на Буку. Неужели смех Буки разбудил окаменевшую душу бородача? Плохо его дело. Марзи может обидеться и быстро показать ему обратную дорожку с турбазы.

Мне было хорошо рядом с Кейпой. Мне было неловко, что продавец может заметить, как бесцельно бродим среди книг мы с ней.

Но лишь бы она не ушла. А не уйдет она до тех пор, пока не оборвется ниточка разговора.

— Я не знаю, что за штука рыцарство, — держался я за ниточку разговора, и я не притворялся, потому что при слове «рыцарство» мне в голову не шло ничего, кроме имен — Айвенго, Дон-Кихот.

— Да забудь ты это слово, Шамо, — доносился голос девушки, шуршало ее платье, легко бегали по корешкам книг длинные пальцы. — Мужество! Вот и все. Уменье делать так, чтобы радостно и уверенно смотрели на жизнь старики, дети, женщины или друзья, которые послабее тебя. Мужество в скверике, когда ставишь на место хама, мужество в любви и ненависти, в поведении и в деле, за которое взялся.

— Рыцарь у станка?

— У станка или в космосе, неважно. Надоело видеть ребят, которых устраивает всегда быть посередочке, которые ни к чему не рвутся. Я знаю, тебе идти в армию, поэтому ты не берешься ни за что по-настоящему, живешь в ожидании. А в армии что будет? Ожидание, пока отслужишь?

Она потянулась к верхней полке; широкий рукав платья соскользнул, обнажив матовую кожу ее округлой руки. Она запнулась, поправила платье.

— Да ты меня не слушаешь? — недоуменно сказала она, замолчала, покусывая губу; сверкнул влажный белый ряд ее зубов, я увидел близко-близко золотящиеся в сумраке ее глаза с чуть дрогнувшими ресницами. — Сказать, почему мне хорошо с тобой? Мне не надо притворяться. Я с тобой — какая есть. Я счастлива, когда чувствую себя сама собой. Вот.

Она заторопилась было уйти, а сама начала опять бродить вдоль полок, и мы опять о чем-то говорили или же молчали, рассеянно перебирая книги, и я слышал ее дыхание, видел близко ее волосы. Я понимал все ее слова, я был согласен со всем, что она мне сегодня сказала, а знал я все же одно, и только одно: если бы вдруг кто-нибудь сумел лишить меня моей любви к этой девушке, то не нужно мне ничего в жизни — ни любви и жалости к старикам, детям, ни стихов, ни облаков над Казбеком, ни работы у станка, ни мужества, ни самой жизни.

Магазин опустел. Солнце за стеклянной стеной было уже низко, и теперь стало видно, какие запыленные эти стекла. Продавец громко кашлянул, застучал костяшками счетов. Кейпа тронула мою руку прохладными пальцами и показала головой в сторону двери. Лицо ее было смущенным. Ей, наверное, очень неловко перед продавцом. Но я — рыцарь, я должен уметь делать так, чтобы ей радостно и легко было смотреть на мир.

Я похватал с полок первые попавшиеся книги, штук пятнадцать.

— Эш-ша! — удивленно и обрадованно воскликнул продавец, подбивая на счетах стоимость. — Да вы, я вижу, настоящие покупатели. Оптовые! А то вчера двое вроде вас выбирали-выбирали книги часа два и купили только одну брошюру. Об опыте осенней стрижки овец. За двадцать копеек брошюра…

Случается, что и у меня в кармане всего двадцать копеек. Но сегодня я настоящий рыцарь!.. Мы с Кейпой рассмеялись и выскочили на улицу.

Самое удивительное началось потом: после такого разговора, после такого душевного и открытого разговора мы с Кейпой не только не сблизились, а стали как бы еще более чужими, чем раньше!

Она встречалась мне часто в нашем поселке, когда фабричные приходят гурьбой во время обеденного перерыва к нам на базарчик. Видел я ее чуть не каждый день и возле фабричной проходной, потому что уже привык торчать с ребятами на наблюдательном пункте.

А держались мы с ней словно совсем чужие. Мы стали стесняться друг друга, понимаете? Разве так бывает, если любовь?!

Я пришел от этого в отчаяние.

Скрыть мне ничего не удавалось. Алим-Гора со мной всегда очень деликатный, он старался делать вид, что ничего не знает, но старался меня развлечь: то приходил в нашу комнату с десятью бутылками чешского пива, то зазывал на рыбалку.

Мути особенно не церемонился.

— От любви можно стать безумным, — объявил он мне, озабоченно почесывая ухо. — Знаешь ли ты об этом?

— Нет, Мути. Я вообще ни разу не сходил с ума и не знаю, как это бывает…

Мути напомнил:

— А знаешь, из-за чего сошел с ума Чаги́рьг, дурачок Дэй-Мохка? Говорят, из-за несчастной любви… Учти это.

— Учту.

— Хочешь, я поговорю с ней? — вдруг хлопнул Мути меня по плечу.

— Отстань от человека, — мрачно вмешался Гора.

Валилась у меня из рук работа. Это заметил даже сам начальник цеха. «Асланов, тебе предстоит идти в армию, — напомнил он. — Хочешь явиться в военкомат с плохой характеристикой? Я тебе это могу устроить».

Хуже всего, что никому нельзя открыться. Почему нельзя, я и сам не знаю. Любовь требует молчания — вот это я себе затвердил. В книжном магазине мы с Кейпой нарушили молчание, хоть и не говорили о нашей любви. И что-то поломалось! Любой разговор вспугивает птицу любви…

Чтобы ко мне не приставали, я уезжал после смены к дедушке в аул. Но и там не легче. Бабушка Маржан заплакала и взялась меня закармливать, потому что от меня, оказывается, «ах висса́в» — «половина осталась», так я похудел.

Я махнул из аула на турбазу и очень об этом пожалел.

— Ты что, влюбился? — сразу спросила меня Бука, спросила почему-то шепотом. — Красивый какой-то стал…

— Ты живой или мертвый? — начал присматриваться ко мне дедушка. — Отвечай же!

От мертвого разве ждут ответа?

— Живой… — ответил я хмуро и хотел уйти в лес, к водопаду.

— Постой. Я же тебя, кажется, еще не отпустил? Запомни, сын свиньи: если ты не перестанешь вертеться возле фабрики, если ты задумал опозорить фамилию Аслановых…

Оказалось, что он ничего не знает! Он думает, что я хочу переметнуться с завода на фабрику, где шьют из шелкового полотна женское белье и рейтузы. Славный тейп Аслановых не потерпит такого мужчину…

Хуже всего на турбазе было знаете что? Я увидел там издали отца Кейпы. Он резво выбежал из своего коттеджа и замер на веранде, склонив набок голову и задрав бороду. Прислушивается, как птица. Это он прислушивается к звонкому женскому смеху, который доносится из дощатой душевой. Туда только что прошла Бука с мохнатым полотенцем на плече. Даже под тканью медицинского халата заметно, какой розовый загар у Буки на плечах от горного солнца.