Ирина Гуро - Всем смертям назло

Шумилов оказался почти прав. Это «почти» пришлось на нерешительность девушки, втянутой в сложные события. И еще в одном не ошибся мой начальник: Пал Палыч оказал нам немалую услугу. От него пришло письмо. Старомодным почерком, в витиеватых фразах сторож сообщал нам, что в Н-ск приезжала молодая девушка, Людмила Власова.

Она приходила на могилу своего дяди, недавно умершего. Так как у него не было никого из близких, девушка просила позаботиться о том, чтобы могила содержалась в порядке.

Девушка оказалась доверчивой и прямодушной: она рассказала о себе. Она училась в нашем городе, часто приезжала в Н-ск к дяде при его жизни.

Случайное совпадение имен побудило Пал Палыча завести с Людой разговор об убийстве в гостинице «Шато». Он попросту сказал, что прочел об этом происшествии в газете, и спросил, нет ли чего нового? Что говорят в городе?

Вопрос его вызвал у Люды странное волнение. Она растерялась и пробормотала, что не знает ни о каком убийстве в гостинице.

Пал Палыч писал, что Люда Власова, по его подозрению, как-то причастна к делу. Он сообщил нам ее адрес. Этот адрес просто жег мне руки, но Шумилов и теперь не разрешил вызвать Люду.

— Она явится сама, — упрямо твердил он, — если мы вызовем ее, она замкнется. Она должна прийти сама.

Однажды к нам позвонили по телефону. Я была одна: Шумилов выехал в командировку. Говорил мужчина, судя по голосу, молодой. Он хотел видеть следователя Шумилова. Я сказала, что он в отъезде, и назвала себя. Минута раздумья... Потом, словно вдруг решившись, незнакомец сказал:

— Тогда мне необходимо поговорить с вами. Это очень срочно.

— Сегодня вечером в восемь, — сказала я.

В ту пору стали часты явки с повинной, то есть приход преступника, желавшего сознаться в своей вине и получить должное наказание. Только бы быть чистым перед родиной и потом начать новую жизнь.

Являлись бандиты и воры, иногда даже бывшие белогвардейцы.

Суд учитывал в своем приговоре явку с повинной.

Этот взволнованный голос, эта поспешность подсказывали мне, что речь идет именно об этом. И, вероятно, о немаловажном преступлении.

Я никогда не могла оставаться спокойной, слушая исповедь человека, нашедшего в себе силу отдаться в руки правосудия. К сожалению, я не умела, как Шумиов, носить маску абсолютного спокойствия и холодной строгости. Почему я говорю «маску»? Потому, что много раз видела, как дрожат его руки, когда он берет чистый лист бумаги, чтобы писать протокол допроса. Только в этом, пожалуй, и сказывалось его волнение.

И вот я жду... Кто явится сейчас? Голос, безусловно, принадлежал человеку культурному, это чувствовалось по всему строю речи. Может быть, это один из тех юношей, которые запутались в сложной «нэповской» обстановке, попали в сети преступного мира...

Или, вернее всего, растратчик.

Опять же нэп, казино, бега, паштетные...

За окном стоял снежный зимний вечер, не очень морозный, по мягкому нашему климату, но ветреный. И сухие ветви деревьев у самого окна чертили по стеклу невнятный и тревожный рисунок.

Ровно в восемь в дверь постучали. Вошел молодой человек, высокий, худой, с умным, подвижным лицом, с пристальным взглядом темных глаз за стеклами очков.

Почему-то, несмотря на видимое волнение пришедшего‚ я сразу подумала, что это не явка с повинной.

— Прежде всего, прошу вас ничего не записывать, — сказал он с ходу, едва присев на предложенный мной стул.

Я успокоила его, сказав, что и не собиралась этого делать, не зная, в чем состоит дело.

— Мое дело состоит... — начал он. И осекся. — Это, собственно, совсем не мое дело. Хотя и близко меня касается. Это дело человека, которого я люблю. И покой которого мне дорог.

Это звучало несколько выспренне, но волнение его было неподдельным.

— Скажите, если человеку, молодой девушке, было известно о какой-то тайне... О преступлении. И она смолчала... Она будет отвечать перед законом? — вдруг просил он.

Я сказала, что если речь идет о преступлении государственном, если девушка стала участницей контрреволюционного заговора, например...

— Нет, нет, — взволнованно перебил юноша, — речь идет об убийстве...

«В нашем производстве», как это называлось на юридическом языке, было несколько дел об убийствах. Но, могу сказать с полной точностью, я ни на минуту не усомнилась в том, что речь пойдет об убийстве в гостинице «Шато».

— Успокойтесь и рассказывайте, — предложила я, — и прежде всего назовите себя.

Мой собеседник, студент Владимир Альтов, учился на 3-м курсе политехнического института.

В тот же институт на первый курс поступила Людмила Власова. Несколько месяцев назад с ней случилась странная история. Ее стал преследовать своими ухаживаниями молодой человек, с которым она познакомилась случайно на улице.

Людмила рассказывала, что это был в общем приятный парень, только несколько задумчивый и нервный. Но самое важное заключалось в том, что он назвал себя Дмитрием Салаевым из Н-ска.

Людмила, бывая в Н-ске, познакомилась с настоящим Дмитрием Салаевым. Об этом она не сказала новому знакомому.

В дальнейших разговорах она выяснила, что он полностью «присвоил» себе биографию Дмитрия Салаева. Она не могла понять, для чего ему это было нужно. По его словам, молодой человек недавно приехал с юга, устраивается здесь на работу и собирается одновременно учиться на рабфаке.

После нескольких встреч Людмила решила, что называется, «взять быка за рога» и заявила, что знает настоящего Дмитрия Салаева. Она потребовала объяснения.

Вероятно, молодой человек действительно искренне полюбил Людмилу, потому что после мучительных колебаний он выдал ей свою тайну.

Настоящее имя его было Олег Крайнов. Он жил в Краснодаре. Отец его служил в царской армии и пропал без вести в конце войны 1914 года. Подросток остался совсем один. Он служил рассыльным в торговой конторе. Перед тем как белые покинули Краснодар, Олега вызвали в контрразведку. Пожилой офицер, Иосаф Салаев, как он назвал себя, долго говорил с ним, ласково внушал ему, что он должен «послужить святой России», как служил его отец.

От Олега требовалось поселиться в нашем городе и, устроившись на работу в какое-нибудь советское учреждение, давать у себя дома приют людям, которых будут присылать в «большевистскую Россию» из-за границы, агентам белых.

Олег слабо разбирался в политике, перспектива показалась ему романтичной. Он дал письменное обязательство.

Ему было выдано удостоверение на имя Дмитрия Салаева, приличная сумма денег и именные часы. Офицер сказал, что эти часы подкрепят положение Олега, а удостоверение выдано на имя его племянника, Дмитрия Салаева, и «выдержит любые проверки»...

После взятия большевиками Краснодара Олег должен был выехать в наш город, но он не смог этого сделать сразу.