Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

В обмен на курицу предложил ей часы, хотя они были подарком матери и единственной его драгоценностью. Женщина не стала торговаться, густо покраснела и повела его подальше от глаз спекулянтов и шныряющих по толкучке полицаев. Она не успела его отвести, не успела сделать выгодного обмена, потому что Бориса остановил полицай с фашистской свастикой на рукаве и потребовал документы. Бриллиантов с безразличным видом протянул паспорт и стал ждать, не подозревая, что полицейский был из местных, он знал почти всех жителей маленького городка в лицо.

Стоявший в стороне патруль приблизился. Если бы Борис, пока они просматривали паспорт, рискнул, он успел бы скрыться, и вряд ли они в этой толкучке смогли его поймать. Нос он не рискнул и ждал, что будет, и когда ему приказали следовать за полицаем, покорно пошел.

На допросе он очень боялся немца, руки у него так и тряслись от страха. Немецкий офицер, по-видимому, комендант, посадил его на стул перед собой, приказал не оглядываться. Долго рассматривал арестованного. Пока полицаи что-то делали за спиной Бриллиантова, офицер закурил ароматную сигарету, задумчиво посмотрел в окно и неожиданно предложил сигарету Борису.

Комендант был примерно одних лет с ним, может быть, на год, от силы на два, старше. Он потрогал длинными пальцами музыканта свой чисто выбритый подбородок, как бы давая понять пленному, что он не какой-нибудь заскорузлый солдафон.

Борис закурил. Руки у него продолжали дрожать. Комендант склонился к нему и спросил:

— Откуда родом? Какой национальности, подпольщик?

Борис вздрогнул, он ожидал любой, но только не этот вопрос.

— Нет, нет! Я не подпольщик! Родился в Жмеринке, по национальности русский, Бриллиантов.

Комендант помолчал, докурил сигарету:

— Из казаков будете? — он говорил по-русски без малейшего акцента.

— Из казаков...

— Отменно! Но документы у вас фальшивые, не пытайтесь оправдываться!.. Будьте благоразумны.

Он отошел к противоположному окну. Бриллиантов сразу представил свою смерть: «Вначале станут пытать... — От этой мысли он съежился, робко взглянул на полицаев, те держали в руках какие-то предметы. — Растерзают. Он чувствовал себя беззащитным ребенком. — Нет, ребенка они, может быт, пощадили бы...» — И сразу Борис вспомнил детство. Мать всегда убеждала его, что он самый способный, самый умный мальчик. Если Борис получал в школе тройку, дома ему приходилось выслушивать очередную нотацию. Мать, раздражаясь, часто кричала: «Как не стыдно? Как ты можешь допустить, чтобы эти косопузые мальчишки учились лучше тебя!..» У нее все были «косопузые», «недоноски».

Нет, он не может умереть, жизнь надо спасти...

Немец подошел и сел в свое кресло, Борис поднял на него глаза и попытался улыбнуться.

— Будем говорить? — спросил комендант и тоже красиво улыбнулся.

— Да...

Бриллиантов назвал фамилию старика, у которого собирались подпольщики, надеясь, что всех остальных выдаст старик и совесть у него будет чиста. Комендант поблагодарил и завел разговор о музыке. Он даже сам проводил Бриллиантова в камеру:

— Надеюсь, вы были откровенны?.. Будьте покойны, я сдержу свое слово... Вы получите то, что заслужили...

«Глупо и наивно, — думал Борис. — Выдал, а жизнь не спас...» — Он трусливо поежился, рядом шел старик, которого он предал. — «Может, старик не знает, кто его предал...»

Старик споткнулся, Бриллиантов попытался его поддержать. Седые, почти белые усы старика дрогнули, по лицу скользнула чуть заметная улыбка. Это подбодрило Бориса.

— Давай пошевеливайся! — новый пинок полицая, и Бриллиантов едва удержался на ногах. Старик нахмурился.

«Фашистский прихлебатель! — в душе обругал полицая Борис. — Сволочь, ублюдок!..» — чуть не крикнул он.

Недалеко от дороги стоял подросток в черных флотских штанах, а из-под рубашки подростка выглядывал уголок флотского тельника.

Бриллиантов рассмотрел лицо, синие глаза. В них была ненависть. (Подросток видел, как обращается с пленным молодой полицай.) «Гад ты, холуй!) — говорил его взгляд, вонзаясь в лицо конвойному. В это время Борис пошатнулся от нового толчка в спину. Он вдруг резко повернулся и закричал что было мочи:

— Предатели! Фашистские холуи!..

Молодой полицай отступил и растерянно посмотрел на Бриллиантова. Борис почувствовал прилив отчаянного бешенства: «Все равно помирать!» Он сжал кулаки и, истерически завопив, кинулся на полицая. Раздался выстрел, в грудь что-то жестко толкнуло, Бриллиантов рухнул вниз лицом в мягкую, нагретую солнцем дорожную пыль. В голове замелькали туманные мысли. Они хаотично путались, но вот одна кольнула мозг, и слово-всполох озарило сознание: «Я умираю, умираю...»

Алексею Насыпайко, самому молодому полицаю поселка, исполнилось восемнадцать лет. За хорошую службу его назначили старшим полицаем, дали трехдневный отпуск. Он вышел из полиции довольный: «Все складывается отлично... Сегодня я должен с ним встретиться, хотя бы повезло...»

Дальше он думать не стал. Служба утомила его. Алексей пересек улицу, осмотрелся и шмыгнул в густые сиреневые кусты палисадника. В кустах, несмотря на тень, стояла паровая духота. Насыпайко прошел к тополю и у ствола стал ждать. Сирень здесь была реже, отсюда хорошо просматривалась дорога. «Пока есть время, я должен ее увидеть...»

На пустой дороге гуляло несколько кур, породистый, желтой масти петух — на весь поселок вся птица. Петух, важно вскинув голову, оглядывал окрестность. «Ишь как похож на хозяина, ему бы автомат на грудь, точь-в-точь заместитель шефа, крутозобый». От этой мысли Насыпайко улыбнулся. По дороге шла девушка в клетчатом легком летнем платьице, в пестрой косынке.

— Маша! — окликнул ее Насыпайко, когда она поравнялась с сиренью. От неожиданности девушка вздрогнула. — Маша! — Она увидела Насыпайко и прибавила шагу.

— Маша! — требовательно, со злобой крикнул еще раз полицай.

Девушка остановилась, Насыпайко почти вплотную подошел к ней. Она вдруг резко сорвалась с места и, не оглядываясь, скрылась за углом своего дома.

— Вон ты какая!.. — он закусил губу, с решительным видом пошел вслед за убегавшей девушкой. Но навстречу ему вышел тот подросток, которого утром Насыпайко встретил в переулке, когда конвоировал подпольщиков.

— Здоров, Лешка! — добродушно приветствовал его Насыпайко.

Лешка презрительно сплюнул, стараясь попасть плевком на сапог полицейскому, тот отставил в сторону ногу.

— Ишь, снайпер, чему только я тебя учил?..— Он попытался обойти подростка, но Лешка вызывающе преградил ему дорогу. Полицай скрипнул зубами и сделал шаг вперед. «Дать этому петуху! — В последнее мгновение все же сдержался. — Сейчас не время, как бы не опоздать...» Он повернулся: