Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

— Мы еще потолкуем на эту тему!..

Лешка следил за удаляющимся полицаем, до тех пор, пока коренастая фигура его не скрылась за последним домом улицы.

Посмотрев по сторонам, убедившись, что его никто не видит, он перемахнул через забор, пригибаясь, шмыгнул в кусты, росшие у самого оврага, а там пересек кукурузное поле, спустился с холма в низину, здесь тоже был такой же горячий и сухой воздух.

Над степью висело сероватое знойное небо. По ногам полицая хлестали полувысохшие стебли бурьяна, оставляя полосы на пыльных сапогах. Часто из бурьяна с треском выпрыгивали кузнечики с красными и голубыми подкрылками, похожими на разноцветные искры. Выпархивали жаворонки, птицы лениво отлетали в сторону и садились на какую-нибудь кочку, заметив, что человек проходит мимо, не обращая на них внимания. Они тут же возвращались на прежнее место.

Полицай пересек низину и пошел вдоль оврага. Подойдя к дуплистым вербам, он остановился, нащупал в кармане зажигалку, сигареты, вытащил их, закурил. Из оврага вылетел посметюх и тут же сел, испуганно вертя головой, заметив человека, он полетел дальше. Алексей понял, что птица вылетела не сама:

— Ясно, — сам себе сказал полицейский, — здесь кто-то есть... Подпольщик, если он пришел, должен быть у шурфа взорванной шахты... На всякий случай надо быть осторожней...

В этот миг Насыпайко показалось, что на шею ему упал телеграфный столб. Он попятился назад, оступившись, покатился в овраг.

Сознание вернулось к Алексею Насыпайко оттого, что повернули его на бок. Невыносимая головная боль — даже нельзя открыть глаза. Мысли путались. Постепенно он притерпелся к боли, стал четче представлять, думать, что с ним. Наконец вспомнил удар в шею. «Что же случилось?» Теперь он понял: болела не голова, а шея. Онемевшие губы казались деревянными.

Насыпайко попробовал поворочать языком, но языка во рту вроде не было. Он с трудом приоткрыл налившиеся кровью веки.

Прямо перед лицом его лежала ветхая стеганая фуфайка. Тут же расстегнули на нем солдатский ремень и сняли пистолет. «Что случилось?..» Кто-то заслонил солнце. Насыпайко увидел руку со знакомой татуировкой. Рука взяла фуфайку, из которой выскользнул приклад малокалиберной винтовки. Узнал он приклад «Мелкашки» и представил, кто сейчас стоит перед ним.

Он попытался повернуться, но на это не хватило сил. Ему показалось, что сквозь шею и рот он пригвожден к земле штыком, и штык мешает повернуть голову. Стоящий перед ним сплюнул.

— Теперь нюхай, гад, землю! — тень его покачнулась и, скользнув в сторону, исчезла.

Насыпайко услышал удаляющиеся шаги. Собрав остатки сил, он закричал во все горло, вскочил на ноги и погнался за убийцей: «Лешка, зверь! — кричал Насыпайко. — За что ты меня, за что?!»

Лешка уходил, не оглядываясь, Насыпайко выхватил из-за пояса другой пистолет и стал стрелять в спину Лешки, но тот даже не покачнулся. Спина его расплылась в большое черное пятно, потом это пятно превратилось в серое небо. Насыпайко напряг зрение, чтобы узнать, куда делся его убийца, и совсем четко прямо перед собой увидел землю. Он повел глазами и понял. Понял Алексей Насыпайко, что ни за кем он не гнался, не кричал и не стрелял, а лежал, как лежит сейчас. У него даже не хватило духу вымолвить слово.

Тот, который выстрелил ему в шею, думал, что он мертв, еще понял Насыпайко, что умереть ему в этом овраге, как собаке. Ему стало жалко себя, слезы скатились по краям век и упали на землю.

Найти причину своей гибели было совсем не трудно.

Алексей вспомнил, как он вел на расстрел Бриллиантова, вспомнил ненавидящий Лешкин взгляд. А ведь этого Лешку, этого сорванца, Алексей сам учил стрелять из «Мелкашки».

Перед самым приходом немцев Лешка стащил где-то малокалиберную винтовку. Тир они устроили в заброшенном карьере. Здесь они прятали все: самодельные мишени, патроны и винтовку. Иногда Насыпайко брал винтовку в поселок. В старом заброшенном сарае, стоявшем на отшибе за церковью, у них еще хранилось два валенка, насыпанных песком, к которым они крепили мишени, а чтобы не было слышно выстрелов, ствол винтовки при стрельбе просовывали в рукав ватной фуфайки. Лешка и тогда брал ниже, потому что из-за рукава не мог правильно рассчитать прицел. Сейчас он тоже целился в голову...

Алексею показалось, что он ощущает язык, во рту появилась слюна. «А что, если я выживу?.. Вот сейчас кто-нибудь наткнется на меня, забредет в овраг корова или коза... пастух придет. Жаль, что на мне форма полицейского, но он должен подойти — человек умирает... подойдет, а я попрошу: «Помоги, брат, ошибка вышла...» Фиолетовые с желтыми обводами круги поплыли перед глазами. Насыпайко папрягся, стараясь шевельнуть рукой, и потерял сознание.

Его несли, прикрыв лицо Лешкиной фуфайкой. Он сразу узнал эту фуфайку, потому что помнил ее запах. Пахла она укропом, плесенью.

Фуфайкой этой накрывали кадушку с огурцами в зимние холода. «Вернулся, — обрадовался Насыпайко, — опомнился, иди-от... теперь буду жить, жить!..» В эту минуту он увидел загорелую Лешкину руку. Лешка взял фуфайку.

Нет, это не Лешкина рука. Фуфайку взял кто-то другой. Наверное, его поймали!.. Кажется, он кричит: «Смерть фашистам и предателям Родины!.. Смерть предателям!» Голос с хрипотцой, резкий. Это Лешка... Балда!.. Теперь все пропало!.. — Алексей шире открыл глаза, веки от напряжения задрожали, но он старался все рассмотреть, и опять понял Насыпайко, что лежит он на старом месте и нет рядом ни фуфайки, ни Лешки. Серая земля с прослойками глины перед глазами, вот и весь пейзаж. Чувствовалось, что время уже за полдень, солнце ушло в сторону, и свет в овраге потускнел.

«Хотя бы какая букашка проползла. Ни стебелька тебе, ни травинки... ну, и земля, серая, словно солдатская шинель... Лежал бы я сейчас на спине, смотрел в небо... Когда смотришь в небо, и умереть легче. Небо сейчас, наверное, синее, как глаза у Маши... Маша, я не предатель, не холуй! Так надо было!.. — Алексей передохнул. — Маша, слушай, я все тебе расскажу, я верю тебе, слушай! Ты чего отворачиваешься? — закричал он. — Я убил того негодяя потому, что он предатель, и убивать я его не хотел... Я все время думал, как спасти старика, а он кинулся ко мне, что ж, я должен был ждать, пока мне какая-то сволочь в лицо плюнет!.. — Он задохнулся, помолчал и заговорил спокойнее: — Лешка видел все, за это и убил меня, как собаку... — Маша стояла перед Насыпайко и непонимающим взглядом смотрела на него. — Ты мне не веришь?! Спроси у старика. Это я его предупредил. Его взяли потому, что он, спасая других, не успел уйти... Теперь ты поняла меня? Поняла? Или ты меня не слышишь?»

Маша по-прежнему смотрела на него непонимающе.