Людмила Уварова - Соседи

— Это правда, что ты мне неродная?

— Что? — переспросила мама, щеки ее вспыхнули разом, стали малиновыми и даже на глаз горячими. — Что ты сказала? Что за глупости!

— Аля говорит, что ты за вдовца на ребенка, значит, на меня, пошла, у тебя никогда своих детей не было, и это все знают, моя мама умерла, а ты неродная мама...

— Ну и люди, — мама покачала головой, вздохнула, и Леле сразу же стало жаль ее, и она подумала про себя, может быть, не надо было передавать маме Алины слова...

— Ну и люди, — повторила мама. Притянула Лелю к себе, прижалась щекой к Лелиной щеке. — Надо же такое придумать!

— Это неправда? — спросила Леля.

Мама засмеялась:

— Конечно, неправда! Ты у меня самая-пресамая родная дочка! Неужели не видишь?

— А почему же Аля так сказала? — не сдавалась Леля. — Откуда она взяла, что ты у меня неродная?

— Не знаю, — ответила мама. — Просто взяла и ляпнула, а чего, наверное, и сама не поняла.

— Она говорит, что ты за вдовца с ребенком пошла...

— Ну что за люди! — снова произнесла мама. — И как только не совестно такой ерундой детям мозги засорять?

— Я сейчас пойду и скажу, чтобы она... — начала было Леля, но мама решительно оборвала ее:

— Никуда ты не пойдешь, дочка, и вообще, о чем тут говорить. Мало ли какие люди глупости придумают, а ты что, со всеми спорить будешь?

— Я с ней больше не буду водиться, — сказала Леля.

Мама пригладила ладонью Лелины растрепавшиеся на висках волосы.

— Веришь мне, дочка?

— Верю, — помедлив, ответила Леля.

— Ты моя самая что ни на есть родная, поняла? И никогда не слушай всякие глупости и сплетни, слышишь? Не будешь слушать?

— Не буду, — пообещала Леля.

— Верь мне, я — твоя мама, самая настоящая, родная...

Вместо ответа Леля потерлась носом о мамино плечо.

У нее уже окончательно отлегло от сердца, она понимала, мама права, Аля вместе со своей мамой придумали ерунду и все это, само собой, враки, и сейчас она поест творожка, который принесла бабушка, потом побежит на берег, там наверняка сейчас купаются Катя с Верой и братья Сережка и Костя...

Но тут мама сказала озабоченно:

— Вот что, доченька, я забыла тебе сказать, мы же сегодня уезжаем...

— Сегодня? — удивилась Леля. — Ты же хотела, по-моему, дней через десять, сама же говорила бабушке, что еще дней десять побудешь...

Глаза Лели мгновенно наполнились слезами, день за окном, сияющий, лучезарный, полный солнечного тепла и блеска, как бы разом померк и потускнел.

Сколько же было планов на эти самые десять дней! Во-первых, бабушка обещала повести Лелю в телятник, показать новорожденных телят, потом Слава, тот самый, который встречал их в Огородском, обещал покатать Лелю на мотоцикле, и еще Леля задумала сделать бабушке сюрприз — вышить ей полотенце красными петушками, и вот неожиданно, в один миг мама решила — уезжать...

Леля заплакала, а мама, словно бы не замечая Лелиных слез, начала собирать вещи.

Леля поплакала немного и перестала. Странно все-таки, обычно мама мгновенно сдавалась на ее слезы, стоило Леле заплакать, как мама сразу же говорила:

«Ну хорошо, ну ладно, пусть будет по-твоему, только не плачь!»

А теперь мама словно бы не замечала Лелиных слез, собирала вещи, укладывая их в чемодан и рюкзак.

Потом пришла бабушка, удивилась.

— Ты что, Маша? — спросила. — Никак, собираешься уехать?

— Собираюсь, — ответила мама. — Дел в Москве много, и потом Семена надо пожалеть, каково ему там одному?

Бабушка кивнула:

— Это так, конечно, только я думала, еще немного у нас побудете...

— Хватит, — сказала мама. Слегка улыбнулась, как бы желая смягчить свои слова, но, несмотря на улыбку, сразу же можно было понять, что, как она решила, так и будет.

Леля вышла на крыльцо. Альма подошла к ней, бесконечно жмурясь и позевывая, должно быть, лежала в палисаднике под тенью яблони, дремала, укрывшись от всех.

— Уезжаю, Альма, — сказала Леля, глаза ее вновь налились слезами. Она села, обняла собаку.

Альма, как бы сочувствуя ей, положила большую белую лапу на Лелино колено.

Леля встала, пошла обратно в горницу. Когда открыла дверь, услышала, как мама говорит бабушке:

— Понимаешь, почему нам нельзя...

Мама увидела Лелю, разом оборвала себя. Улыбнулась Леле:

— Завтра мы с тобой в Москву приедем и сразу же пойдем в парк культуры, будешь на «чертовом колесе» кататься.

— На «чертовом колесе»? — повторила Леля. — Ты же раньше никогда не хотела, чтобы я на нем каталась...

— Мы поедем вместе, — сказала мама.

— Честное слово? — спросила Леля.

— Хоть два, — ответила мама.

Бабушка накрыла на стол, поставила горшок с румяной гречневой кашей, кувшин молока.

— Ешь, Леля, — сказала. — В Москве такого молока не найдешь...

— И не надо, — сказала мама.

Бабушка нахмурила брови.

— А все-таки не дело вот так вот уезжать, по-быстрому, надо бы людей позвать, проводить как полагается...

— Дальние проводы — лишние слезы, ненужные разговоры, — мама выразительно глянула на бабушку, и бабушка не стала больше ни просить, ни уговаривать.

Все тот же румяный Слава посадил Лелю и маму в коляску своего мотоцикла, и они быстро домчались до станции Огородское. На прощание Слава крепко, словно взрослый, пожал Лелину руку.

— Ну, бывай! Приезжай на будущий год...

Вместо Лели ответила мама:

— Не будем загадывать. Поживем — увидим.

Помахала Славе рукой и вместе с Лелей вошла в вагон. Поезд тронулся, зажглись на перроне фонари, поплыли назад деревья, здание почты, клумба с ноготками перед почтой...

— Довольна, что домой едешь? — спросила мама.

Леля не знала, что ответить. И довольна, и не довольна, вот, пожалуй, самый верный ответ. Она так и сказала маме:

— И да, и нет...

— Почему? — спросила мама.

Леля пожала плечами.

— Аля, наверно, меня повсюду ищет, как думаешь?

— Ну и что с того? — спросила мама. — Пусть себе ищет.

— Она думала, я еще долго проживу в деревне...

— А разве ты не соскучилась по папе? — спросила мама.

Леля кивнула:

— Соскучилась...

— Папе скучно без нас, — продолжала мама. — Уходит на работу, приходит с работы, и все один да один. Надо его пожалеть.

— Я жалею, — сказала Леля.

Леле всегда казалось, что мама жалеет папу. Почему? Леля не могла ответить, просто ей так казалось, что мама сильно жалеет папу. Мама говорила о нем: «Наш папа очень много работает... Наш папа сильно устает...»

Если утром он спал, мама чуть слышно двигалась по комнате, чтобы не разбудить его.

В простенке между окнами стоял письменный стол. Папа за этим столом работал. Мама говорила:

— Папа работает, ему нельзя мешать...

Папа садился за стол, лицом к окну. Перед ним были разложены чистые листы бумаги. Иногда папа брал ручку, писал что-то на листке бумаги, отрывался и подолгу смотрел в окно, потом вставал, говорил маме: