Людмила Уварова - Соседи

На лето Валерик отправился в пионерский лагерь. За эти месяцы получил два письма от бабушки и одно от мамы. «Все хорошо, — писала бабушка. — За меня не беспокойся». А мама писала, что сестренки уже ходят вовсю, за ними все время нужен глаз, и она не успевает уследить, и потому пусть он не обижается, что она ему пишет нечасто.

Почерк у мамы был неожиданно детский — неровный, с круглыми буквами. Валерику не приходилось раньше получать от мамы писем, и он по нескольку раз перечитывал немногие строчки.

Вдруг осознал, что любит маму. Любил и будет любить, несмотря ни на что. И в самом деле, плевать ему на хиляка, ни один хиляк в мире не сможет встать между ними и поссорить их друг с другом...

Вечером, когда в комнате все спали, он спросил Славку Большукова, лежавшего на соседней кровати:

— Ты свою мать любишь?

— А как же, — сказал Славка.

— Я тоже свою люблю, — сказал Валерик.

— Зато она тебя не очень-то, — вымолвил Славка.

— Неправда! — воскликнул Валерик, но Славка настойчиво повторил:

— Не очень-то она тебя, нет, не очень...

Славкино лицо смутно белело на подушке.

— Твоя мать бесхарактерна, как мать Давида Копперфильда, — продолжал он, щеголяя своей начитанностью, — а хиляк, — с легкой руки Валерика Славка тоже звал его отчима хиляком, — а хиляк нечто среднее между Урией Гиппом, Мордстоном и Смердяковым.

Валерик хотел спросить, кто такой Мордстон, но злость до такой степени захлестнула его, что он уже не помнил себя и со всего размаху ударил Славку по голове.

Потом спрыгнул с кровати, убежал. Битый час ходил вокруг по опушке ближнего леса и все думал о Славке, который, должно быть, сильно недолюбливал его мать, о хиляке и Мордстоне, на которого он похож. К слову, кто же он такой, этот самый Мордстон?

Само собой, утром Славка и Валерик помирились. Славка был незлобив, быстро вспыхивал, но так же быстро отходил, забывал обиду, которую ему нанесли. Впрочем, Валерик также не отличался злопамятностью, в сущности, он был добрый мальчик, и не его вина, что жизнь сложилась у него совсем не так, как бы ему хотелось.

Однако где-то в душе остались жить Славкины слова.

Особенно ясно и отчетливо вспоминались они в дни родительских посещений, когда ко всем ребятам приезжали отцы и матери. К Валерику не приезжал никто.

А к Славке с раннего утра являлась мать, добродушная тетя Поля. Валерика она считала почти родственником, вся его жизнь перед глазами. Тетя Поля привозила конфеты, пироги, ягоды и делила все гостинцы на две равные части — Славке и Валерику.

Она расспрашивала его и Славку, каково им живется в лагере, ее все интересовало, даже самые, казалось бы, незначительные мелочи, может быть, потому, что у себя на трикотажной фабрике она была бессменным членом фабкома.

Славка говорил:

— Тут дело не в фабрике, это у нее такой дотошный характер...

Валерик радовался, когда тетя Поля приезжала навестить их со Славкой, и в то же время его не оставляло чувство горечи: вот тетя Поля нашла время, приехала навестить Славку, а мама не может приехать. Или, может быть, не хочет?..

Славка пробыл в пионерском лагере одну смену и уехал: у родителей был отпуск, и они все трое отправились на Украину к родственникам, а Валерик остался на второй срок.

Без Славки, верного друга, жизнь в лагере потеряла для него всю свою прелесть. Не радовали ни солнечная, теплая погода — стоял погожий, безоблачный август, — ни лес, ни игры. Хотелось поскорее домой, увидеть маму, бабушку, сестренок.

Он вернулся домой рано утром, и первым, кого увидел, был Славка, стоявший возле дома.

— Ты уже здесь? — спросил Валерик. — Когда приехал?

— Вчера, — ответил Славка.

— Что ты здесь делаешь?

— Тебя дожидаюсь.

— Меня? — удивился Валерик. — А что случилось?

— Ничего особенного, — сказал Славка. — Я знал, что ты сегодня должен приехать, вот решил подождать тебя.

Славка сильно загорел, даже как будто бы вырос за те двадцать дней, что они не виделись. Серые Славкины глаза глядели на Валерика серьезно и, как показалось Валерику, настороженно.

Но Валерик не успел ни о чем спросить, потому что Славка решил, что уже достаточно подготовил его и теперь можно говорить решительно все:

— Твою бабушку хиляк с матерью определили в инвалидный дом

— Куда? — переспросил Валерик. — В инвалидный дом?

— Да, — ответил Славка. — Она им стала мешать.

— Откуда ты знаешь? — спросил Валерик.

— Все знают. Хиляк тут же тетку выписал, она приехала из Свердловска, похожа на него, такая же страшная, и теперь живет вместе с твоими сестренками...

Валерик не дослушал его, бросился в дом. В столовой, большой, обставленной красивой мебелью комнате с портьерами на окнах, сидела за столом светловолосая костлявая женщина, удивительно схожая с хиляком. Узкие губы, впалые глаза, тощая шея в белом воротничке блузки.

«Тетка», — понял Валерик.

— Ты Валерик? — спросила тетка, глядя на Валерика своими впалыми глазами.

— Где мама? — не отвечая, спросил он.

— Они еще спят, — ответила тетка.

Валерик рванулся в коридор, и в этот самый момент из спальни вышел отчим. Землистое костлявое лицо его слегка пополнело, округлилось, впалые глаза вглядывались в Валерика, как бы не узнавая его.

— Мама дома? — не здороваясь, спросил Валерик.

— По-моему, не мешало бы пожелать доброго утра, — укоризненно промолвил отчим. Как бы в такт своим словам негромко прищелкнул пальцами. — Так что, доброе утро, слышишь?

— Слышу, — сказал Валерик. — Где мама?

Колбасюк не успел ответить, дверь спальни открылась, Валерик увидел маму. Она стояла перед зеркалом, причесывала свои темно-золотистые волосы. Увидела Валерика в зеркале, улыбнулась ему:

— Мальчик, привет, милый...

Он подбежал к ней, она обняла его, и он прижался щекой к ее горячей щеке, на миг ощутив на своем лице нежное прикосновение ее густых, вьющихся по плечам и по спине волос.

Откинув голову, она глянула на него из-под полуопущенных ресниц, потом перевела взгляд на мужа. Валерик поймал ее взгляд, мысленно поежился: почудилось, что мама боится обнять его, как бы ожидая от Колбасюка разрешения обнять и поцеловать родного сына.

А может быть, ему это все только почудилось?

Но нет, так оно и было на самом деле.

Колбасюк стал в дверях, сказал:

— Воспитания нам не хватает начисто. Можешь себе представить, почти два месяца не был дома, а приехал и даже не поздоровался!

— Неужели? — испуганно спросила мама, как подумалось Валерику, несколько излишне испуганно, словно бы не так уж это ее испугало, просто хотела показать мужу свое возмущение. — Как же так можно? Валерик, неужели ты не поздоровался?

— Я никогда не лгу, тебе это известно, — с достоинством произнес Колбасюк.