Людмила Уварова - Соседи

Мама вздохнула, снова повернулась к зеркалу, быстро заплела волосы в длинную тугую косу, обернула косу вокруг головы, обеими ладонями провела по голове, и этот жест, такой знакомый, принадлежащий только ей одной, болью отозвался в Валерике. Это была его мама, и все-таки она больше принадлежала Колбасюку, девочкам, рожденным от Колбасюка, даже его тетке, а не ему...

Почти спокойно он спросил:

— Это правда, что бабушку отправили в инвалидный дом?

Мама ничего не ответила, Колбасюк сказал:

— Да, это правда.

Мама сказала:

— Поверь, ей там хорошо. Ей лучше, чем здесь, у нас шумно, ей беспокойно.

— Она сильно одряхлела, — добавил Колбасюк. Глянул на часы. — Однако пора девочкам в ясли.

— Сейчас, сию минуту, — заторопилась мама. Бросила беглый взгляд на Колбасюка, спросила Валерика:

— Ты, наверно, кушать хочешь?

Он не ответил, повернулся, прошел в свою светелку. Хорошо хоть в светелке осталось все, как было: пыль густо осела на столе, на подоконнике, пол неметеный. И пускай, и не надо, и пусть сюда никто не заходит. Здесь он хозяин, и больше никто!

Он посмотрел на свой диванчик — деревянный топчан, покрытый клетчатой дерюжкой. Здесь спала бабушка. Топчан казался сиротливым, одна деревянная подставка, на которой он стоял, покосилась.

Валерик молча глядел на эту подставку.

Здесь спала бабушка, вот до сих пор еще видна крохотная вмятина посередине топчана от ее легкого тела, или ему это кажется?

А теперь она в инвалидном доме, среди чужих.

Инвалидный дом представлялся Валерику почему-то мрачным каменным казематом с маленькими окошками, кругом ни травы, ни единого деревца. Все голо, пустынно, угрюмо...

Валерик встал, вышел из светелки, закрыл за собой дверь и побежал к Славке, единственному другу, самому верному человеку на свете.

— Ты мне нужен, — сказал Валерик.

Славка выбежал, на ходу застегивая пуговицы рубашки.

Валерик спросил:

— У тебя есть деньги?

— Есть, — не задумываясь, ответил Славка. — Пять рублей тридцать две копейки.

— Мало, — сказал Валерик.

— Я попрошу у папы, сколько тебе надо?

— А зачем папе знать, что я прошу у тебя денег?

— А это что, секрет? — спросил Славка.

Валерик замялся:

— Ну, как тебе сказать... Не так, чтобы очень. В общем, хочу поехать к бабушке, в инвалидный дом...

— Дело, — одобрил Славка. — А ты знаешь, где он находится?

— Примерно где-то под Челябинском. Я после у мамы все выясню.

— Пять рублей на билет хватит, — сказал Славка.

— На билет и туда и обратно должно хватить, — согласился Валерик. — А я хочу еще что-нибудь бабушке купить и не хочу просить у мамы...

— И не надо, и не проси, — одобрительно промолвил Славка. — Что я, друга своего выручить не в силах, что ли?

Он ринулся домой и через несколько минут принес еще пятерку.

— Все. Больше у отца нет. Подожди до вечера, когда мать придет.

— Хватит, — сказал Валерик. — Обойдусь...

Дом для престарелых располагался неподалеку от озера Тургояк.

В вековых соснах притаился старинный, крепкой кладки дом с неширокими окнами. Под соснами стояли скамейки, на скамейках сидели люди. Еще издали Валерик определил, что это все сплошь старики и старухи. Иные ходили, опираясь на палки, другие вязали или читали, сидя на скамейках.

Он медленно прошел по дорожке к дому и вдруг увидел бабушку. Она была все в том же знакомом Валерику ситцевом коричневом в тонкую полоску платье, на голове черный, с широкой белой каймой по краям платок.

— Бабушка! — крикнул Валерик.

Она подняла голову, сощурясь, посмотрела вокруг себя, потом увидела его, протянула руки:

— Валерка, ты...

Он плюхнулся на скамейку рядом с нею. Несколько мгновений они молчали, и она и Валерик. Только смотрели друг на друга.

Потом Валерик обнял бабушку, прижался щекой к ее щеке.

Бабушка казалась совсем не постаревшей; он ожидал, что она, по словам Колбасюка, одряхлела, что все может статься, с трудом узнает его, а она, как ему подумалось, выглядела даже много лучше, чем дома.

— А ты загорела, — сказал он.

— Вот уж чего не было, того не было, — возразила бабушка. — На солнце не валяюсь, солнечные ванны не принимаю.

Валерик мысленно представил себе бабушку, которая лежит, подставив лицо солнцу, как это делала мама, выходя на балкон их дома, и невольно засмеялся:

— Да уж думаю, что не принимаешь... — Потом снова стал серьезным. — Как тебе здесь? Привыкла?

Бабушка кивнула:

— Ко всему, милый, можно привыкнуть. И к хорошему, и к дурному.

Он и не ждал иного ответа от бабушки.

— Ну а все-таки, как тебе здесь?

— Жить можно, — ответила бабушка.

Глаза ее на миг затуманились, может быть, она подумала в этот миг о невестке, о том, что невестка вместе с Колбасюком сумели по-своему распорядиться ее судьбой?

— Ничего, — сказала бабушка, всегдашняя оптимистка, во всем предпочитавшая видеть хорошую, светлую сторону. — Все пройдет. Перемелется — мука будет. Ты вырастешь, начнешь работать, тогда возьмешь меня к себе, верно?

— На все сто, — горячо ответил Валерик. — Непременно возьму тебя к себе, и заживем мы с тобой всем врагам на зло!

Под врагами он подразумевал одного лишь Колбасюка, на него ушел весь пыл души Валерика, вся его неизрасходованная злость.

— На зло всем врагам, — с жаром повторил он еще раз. Потом полез в кошелку, которую привез с собой. — Я тут тебе кое-что купил... Вот, смотри...

Валерик стал выгружать из кошелки все, что, по его мнению, могло бы быть бабушке по вкусу: две банки с тахинной халвой, зефир в шоколаде, яблоки, лимоны, банку маринованных огурчиков.

Бабушка глядела, только головой качала:

— Неужто все это мне? Куда это, милый, на маланьину свадьбу, не иначе.

— Это тебе, — сказал Валерик. — Ешь, поправляйся...

— Тут мне на целый год, наверно.

— Ну и пусть на целый год, только ешь, пожалуйста...

Бабушкина легкая ладонь легла на плечо Валерика:

— Спасибо тебе, милый, только зачем ты так беспокоился?

— Ладно, все, — отрезал Валерик.

— Мама как? — спрашивала бабушка. — Девочки?

— Ничего, все нормально.

Он подумал немного, стоит ли говорить бабушке? Потом решил сказать:

— Не хочу я больше с ними жить...

К его удивлению, бабушка восприняла его слова сравнительно спокойно.

— Не хочешь? Ни в какую?

— Ни в какую! — повторил Валерик. Решительно резанул себя ладонью по горлу. — Не могу его видеть! Не могу и не хочу!

— Что же думаешь делать? — спросила бабушка.

— Не знаю, — откровенно признался Валерик. — Только с хиляком я больше жить не буду, так и знай. — Он нагнулся, сорвал травинку, перекусил ее крепкими зубами. — Может быть, к отцу поехать, как думаешь?

— Нет, — сказала бабушка решительно, — чего к отцу ехать? Какая ему жена попалась, разве мы знаем? Может, еще хуже, чем этот самый Колбасюк...