Людмила Уварова - Соседи

Рена не успела ответить, в дверь постучали, вошла Леля.

— Привет, — сказала. — У меня к тебе, Сева, просьба, мы с подругой собираемся пойти на лыжах, а у нее что-то случилось с креплением. Может быть, поглядишь?

— Хорошо, — нехотя отозвался Сева.

Леля обернулась к Рене, спросила:

— Как поживаешь? — не дожидаясь ответа, снова обратилась к Севе: — Значит, заходи, ждем...

Сева выразительно двинул бровями, когда Леля закрыла за собой дверь.

— Пустышка, самая что ни на есть...

— Но красивая, — сказала Рена.

— Не такая уж красивая, — оспорил Сева. — И вообще, это все пройдет в недалеком будущем.

— Вообще все проходит, — сказала Рена. — Это еще царь Соломон справедливо заметил, помнишь?

— А как же, — ответил Сева, выходя из комнаты.

Он вошел к Леле в комнату, там на диване сидела девушка. Так, вроде бы ничего особенного, упитанная, розовощекая, кудрявая челка на лбу. Она повела на него узкими, в густых ресницах глазами, улыбнулась, и Сева понял: все, попался. Вот она и пришла, явилась любовь, нежданно-негаданно, а скорее всего, как оно бывает, совершенно случайно...

— Меня зовут Сима, — сказала она, протягивая ему круглую ладошку. — Друзья называют Симочкой, а вы Сева, верно?

— Не кокетничай, все равно ничего у тебя не получится, — почти зло оборвала ее Леля.

Симочка улыбнулась, блеснули мелкие ровные зубы.

— А я ни на что не надеюсь.

Сева мысленно подивился, почему это Леля так грубо разговаривает со своей подругой, однако вслух ничего не сказал. В конце концов, не его это дело, сами разберутся. Он, как мог, починил крепления, подтянул ремешки.

— Теперь будет, надеюсь, порядок, — сказал.

— Мы едем в «Сокольники», — сказала Симочка, щуря фиалковые, слегка подмазанные глаза. — Поехали с нами?

— Он же только со смены, — сказала Леля, и Сева снова подумал о том, что Леля непонятно почему не хочет, чтобы Симочка обращалась к нему, почему-то ее раздражает Симочкина манера.

Вдруг неожиданно для самого себя он сказал:

— Хорошо, едем...

— Вот и прелестно, — Симочка тряхнула челкой, — нам будет намного веселее, это уж как пить дать.

— Я сейчас, — сказал Сева.

Мигом вбежал к себе. Рена подъехала на кресле, включила телевизор. Загорелась надпись: «Впервые на экране».

— Будет детектив, — оживленно проговорила Рена. — Чехословацкий, я читала, по-моему, на каждые пять минут по убийству!

— Ты знаешь, я поеду в «Сокольники», — сказал Сева, старательно глядя чуть выше Рениного лба. — Понимаешь, я даже не думал, но как-то так получилось...

Рена весело засмеялась:

— Да, само собой, поезжай, и все. А обо мне не беспокойся, я буду смотреть детектив, потом у меня очень интересная книга, Надежда Ивановна дала на один вечер...

— Что за книга? — спросил Сева.

— Про это, как ее, про французскую революцию. Надежда Ивановна уверяет, что необыкновенно захватывающе.

— Да я ненадолго, — сказал Сева.

— Господи, — взмолилась Рена, складывая вместе свои маленькие ладони, — разве я тебя тороплю? Катайся себе на здоровье, и не нужен ты мне вовсе на ближайшие шесть часов!

«Как же ты обрадовался! Ты, наверно, никому, и прежде всего себе, ни за что не признаешься, что тебе трудно и тоскливо со мной. Но я-то все понимаю, я знаю, если я скажу, что ты устал от меня, ты начнешь ругаться, спорить, доказывать, что ни капельки не устал, что напротив, тебе скучно было бы без меня и так далее в том же роде, но как же ты обрадовался! Как тебе хочется вырваться хотя бы ненадолго из этой комнаты!»

— Где твои лыжи, ты знаешь? — спросила она.

— Найду, — ответил Сева, выходя в коридор.

Спустя несколько минут он вошел с палками в руках.

— Нашел лыжи?

— Разумеется, а куда же они денутся?

«Ты забыл, что какой-нибудь час назад сказал мне, что тебя не интересует, куда девались лыжи, что ты охладел к ним. И голос был такой спокойный, и смотрел ты до того равнодушно, если бы я не знала тебя, в пору бы поверить, что все это так и есть на самом деле».

— Я так и думала, — сказала Рена. — Они, наверное, в коридоре стояли?

— На черном ходу за дверью.

— И никто их не взял?

— Как видишь.

— Надень свитер, — сказала Рена, — он в шкафу, на третьей полке.

Сева быстро натянул свитер, на голову надел вязаную шапочку с помпоном, в прошлом году Рена связала ему, а он ее так и не надел ни разу, ноги обул в теплые, суровой шерсти носки.

— Я готов, — сказал, и снова Рена увидела, что он смотрит куда-то поверх ее головы.

— Счастливо, — спокойно отозвалась она.

Он посмотрел в окно.

— А погода, по- моему, портится, становится все холоднее...

«Очень прошу тебя, перестань притворяться, что тебе неохота ехать, что ты едешь через силу. Не надо, я же не такая уж дура, все сама понимаю».

— Прокатишься раз-другой с горы, — сказала Рена, — и сразу разогреешься, вот увидишь!

Сева искоса посмотрел на нее.

«Откуда ты знаешь? И зачем ты говоришь так? Да я бы не поехал, я бы ни за что не оставил тебя, но так уж вышло, ты только не обижайся...»

— Я давно не ходил на лыжах, — сказал он. — Помоему, разучился за это время...

— А ты ходи когда-никогда, — наставительно произнесла Рена. —Ты же когда-то очень быстро бегал, за тобой никто угнаться не мог!

— Ну, стало быть, пока, — сказал Сева.

Помахал рукой, и Рена тоже помахала ему, улыбаясь.

Потом он закрыл дверь. Она подкатила кресло к окну, дождалась, пока они вышли все трое — Сева, Леля и Лелина подруга. Издали не различить ее лица, но, кажется, хорошенькая, и очень, у нее красивая лыжная куртка, красная с белым меховым воротником. Была бы Рена здоровая, она бы тоже непременно купила бы себе такую красивую куртку. Интересно, а обернется ли Сева?

Обычно, уходя, он оборачивался, махал рукой, даже если издали не видел, все равно знал, что Рена глядит ему вслед.

«Не могу понять себя, хочу или не хочу, чтобы он обернулся. Наверное, и хочу и не хочу. Я привыкла, чтобы он оборачивался, но в то же время пусть он позабудет обо мне. Несмотря ни на что, пусть позабудет, только чтобы я не была для него постоянной тяжестью, пусть он будет свободен от забот обо мне. Ведь он никогда не признается, но я знаю, что ему тяжело со мной...»

Она долго, пока в глазах не зарябило, смотрела в окно на заснеженные деревья, на крыши, на которых осели пухлые снежные шапки, на истоптанный тротуар под окном. Потом откатила кресло от окна, выключила телевизор: Не хотелось этого пресловутого детектива: чтобы смотреть его, надо быть особенно внимательной, а она сейчас не может сосредоточиться, все время будет думать о другом...

Она взяла с полки книжку «Мистер Хайд и доктор Джекиль» Стивенсона, раскрыла ее.

— Будем читать, — сказала громко. — Стивенсон очень хороший писатель.