Юрий Колесников - Земля обетованная...

— А попробуйте утаить от них хоть пиастр! Разве только во сне… Ни один владелец кофейни или притона не рискнет скрыть от них, кто в его заведении набил себе карман. А если кто и отважится умолчать, так его сожрут с потрохами вместе с его живым товаром! Придумают, к чему придраться. Это они умеют… Ого! Возьмут да скажут, что девки не кошерные! Так уже было не раз… Не поладишь с ними — и жизни своей рад не будешь…

Слушая маклера, Хаим ободрился. «А какое дело раввинату до моей жены? — думал он. — Плевал и я на них с вершины Сионской горы! Что они мне сделают?!»

Солнце было в зените, когда вдоль улицы цепочкой потянулись служители раввината в длинных черных кафтанах и куцых капотах.

— О, о! Хнокелэ как со свадьбы идут! — посмеивался маклер. — Не одну рюмку, плуты, видать, опрокинули во здравие американского благодетеля! Почему бы и нет?! Дай им хоть помои, все равно вылакают, лишь бы на дармовщину!

Люди сдержанно засмеялись и, видя приближающуюся процессию, стали потихоньку отходить в сторонку от маклера. Да и сам говорун, как только подошли служки раввината, благоразумно замолчал.

Никого не удостоив взглядом, низко склонив голову и торопливо шаркая ногами, мимо Хаима и маклера прошел младший помощник старшего раввина.

— Баал-шем-тоб! [111] Добрый чудодей! — подмигнув Хаиму, произнес маклер и, кивнув в сторону уже прошедшего бородача, хлестко выругался.

Вслед за стариком, заложив руки за спину, степенным шагом, с гордой осанкой шествовал старший раввин. Все, кто стоял перед входом в раввинат, низко и чинно поклонились ему, получив в ответ едва заметный кивок.

Хаима Волдитера вызвали в числе первых. В маленькой, грязноватой, почти без обстановки комнате, в стороне от старшего раввина, величественно восседавшего в кресле с высоко торчавшей над его головой спинкой, примостился на скамейке уже знакомый Хаиму старик дайян.

Ни тот, ни другой не спросил, почему холуц Хаим не явился в синагогу. Более того, к удивлению Хаима, рабби не проявил ни малейшего интереса ни к Ойе, ни к ее вероисповеданию. Лениво, безразличным тоном, думая о чем-то другом и часто позевывая, он задал несколько вопросов формального характера. И уже совсем сонным голосом, обращаясь к дайяну, заключил:

— Красивая душа молодого человека опечалена дурным поступком… Пусть холуц ознакомится с «Гиттин» [112] Талмудический трактат о разводе. . И дайте ему почитать «Кейтубот»… [113] Талмудический трактат о браке. Грешник нуждается в вдохновении больше, чем кто-либо! Господь его не оставит…

Тотчас старик дайян повел Хаима к другому служителю раввината, рангом пониже раввина, но старше его, младшего помощника. Жирненький и розовый, как рождественский поросенок, служитель раввината с места в карьер набросился на своего гостя с угрозами за совершенное перед торой и народом тягчайшее преступление, потом перешел к нравоучениям. Присутствовавший при этом дайян не пропускал случая репликами подлить масла в огонь. Хаим отупело слушал их и, стараясь перебороть подкрадывающуюся исподволь обычную для него робость, твердил про себя: «Плюю с вершины Сионской горы…»

Больше часа оба служителя попеременно читали и комментировали ему выдержки из мидраши [114] Талмудическая литература, внушающая верующим покорность и смирение — сборник комментариев, аллегорических иносказательных толкований библии. , когда же сочли, что молодой холуц достаточно измотан, в категорической форме предложили либо разойтись с гречанкой, и тогда вопрос о нарушении обета предков не будет стоять настолько остро, либо пусть гречанка примет иудейскую веру.

— Но лучше, конечно, и, безусловно, легче избрать путь «бал-те-шуво» [115] Раскаявшегося грешника. , — как бы между прочим, заметил младший помощник раввина. — Это и здоровее, и приятнее, и правильнее… Как ни говорите, а ваша шиксэ все-таки человек неполноценный…

Пухленький служитель раввината тотчас же подхватил и широко развил этот довод. Он предупредил Хаима, что переход в иудейство связан с множеством крайне сложных обрядовых формальностей. В частности, подчеркнул он, если сожительствующая с Хаимом женщина решится перейти в иудейскую веру, то ему, холуцу, придется представить доказательство того, что свой переход в иудейство она совершает сознательно и по доброй воле. А поскольку он кохэн, то ему придется также запастись подтверждением того, что вступающая с ним в брак прежде не была замужем… Кроме того, он должен будет поручиться, что у гречанки хватит сил и терпения строго соблюсти законы и диктуемые традицией правила при совершении обряда перехода из одной веры в другую.

Служитель раввината ставил перед Хаимом вопрос за вопросом, стараясь запугать его, запутать и заставить сдаться. Сможет ли холуц поручиться, что гойя не воспротивится пойти в бейт-микву [116] Дом с бассейном для ритуального «омовения и очищения от скверны». для совершения обряда омовения тела? Чем он может гарантировать, что она не окажется несговорчивой, когда будет необходимо изменить ее имя? Как мыслит он представить высокому раввинату доказательства того, что сожительствующая с ним гречанка глухонемая от рождения? Уверен ли он, что в самый ответственный момент эта женщина не передумает? Не станет возражать? Не откажется? Казалось, этим «не» не будет конца.

Долгий и нудный разговор служитель раввината завершил тем, что дал Хаиму два дня на размышление и всучил под расписку два объемистых религиозных сборника «Кав-хайошэр» [117] Религиозные наставления для женщин. , с которыми он должен был ознакомиться дома, а здесь его обязали прочесть вслух отрывок из талмуда, где речь шла об анафеме. Это должно было, по словам дайяна, предупредить Хаима от неразумных поступков, вовремя остановиться.

Хаим принялся читать:

— «Во имя Владыки Владык, да будет подвергнут херэму [118] Анафеме. …»

Служитель раввината повелительным тоном прервал чтение и, зло косясь на Хаима, вставил слова:

— Покамест условно: Волдитер Хаим… Повторите!

Хаим послушно повторил:

— Покамест условно: Волдитер Хаим, сын…

Служитель раввината снова прервал его:

— Покамест условно: сын Израиля… Повторите!

— Покамест условно: сын Израиля… — смущенно повторил Хаим, затем снова принялся читать: — «…обоими судилищами, небесным и земным, всеми святыми архангелами, серафимами и офанимами и все общиной от мала до велика. Пусть поразят его язвы великие, неисцелимые, болезни многочисленные и необычные; да станет дом его жилищем ехидны и да померкнет звезда его в небесах. Пусть станет он предметом злобы и гнева и да будет отдан труп его на съедение зверям диким и хищным; да станет он притчей врагов и супостатов, серебро и золото его да будут отданы другим, а дети — вынуждены просить милостыню у дверей его врагов. Пусть судьба его будет предметом ужаса для грядущих поколений. Да будет он проклят ангелами… и архангелами… пусть земля поглотит его, как Кораха с сонмищем его, торопливо и поспешно пусть оставит душа тело его, а гром небесный да поразит его смертью; пусть он удавится, как Ахитофель — дурной советник, да покроет его проказа Гехази, да не воспрянет он от своего падения и не сподобится он погребения по обычаю израильскому; пусть вдова его станет после его смерти достоянием других.