Гриш Бицоев - Тепло очага

Новый член нашей семьи с одной стороны — невестка, и мы ее опекаем, как можем, с другой — инженер, тут и не знаешь, как подступиться к ней… Приходилось ей вмещаться в старухины мерки, стесняло это ее, я понимал. «Надо помочь ей, — думал, — надо помочь»… Взять хотя бы платок — причину раздора невесток и свекровей. Легче пуха он, а иной раз таким грузом навалится! И кто только выдумал, что невестка и в доме, и во дворе, и на улице — всюду должна быть в платке? А наша молодая даже повязывать его не умела, никогда не носила до этого, вот он и съезжал с ее головы, все поправлять приходилось. Не выдержал я как-то раз и громко, чтобы старуха слышала, говорю невестке: «Когда сядешь в автобус и он наберет скорость, высунь голову в окно, словно на бабку нашу глянуть хочешь, а ветер этому платку живо найдет место»…

И еще одно беспокоило меня… Старуха моя души в невестке не чаяла, грелась под ее солнцем, а я в своем собственном доме шнырял, как вор полуночный. Ни выйти мне свободно, ни войти. Все с оглядкой, крадучись. Невестка все-таки. А я — свекор. Обычай требует строгих отношений, и старуха зорко следила за этим… Но в груди-то моей не трухлявый сучок и не кусок льда! Невестка мне родней, чем другим, мне и поговорить с ней, и посмеяться хотелось…

Думал я, думал, как это сделать, и наконец решил… Брат моей старухи не смог приехать на свадьбу. Заболел… А почтальон был моим старым приятелем, ну, и принес он телеграмму — так, мол, и так, если хочешь застать брата в живых, выезжай немедля… Поехали мы. Прибыли. Встреча, радость… Только не поймут никак родственники, откуда взялась эта телеграмма. Я же держусь, как ни в чем не бывало. Уговорил старуху погостить у родных, распрощался с ней и к вечеру вернулся домой. Зашел к соседям, переоделся, надвинул на глаза войлочную шляпу так, чтобы лица почти не было видно, сгорбился, взял в руки палку… А с сыном у меня был уговор — он должен был уйти из дому в это время… Слова застряли у меня в горле, когда невестка отворила дверь…

— Хозяин дома мне нужен, — пробормотал я. Потом, коверкая слова, объяснил, что, мол, кабардинец я, друг хозяина, повидаться приехал. Сумел обмануть невестку, обвел ее вокруг пальца.

— Нет его дома, — сказала она, — в гости уехал.

— Что ж, подожду, — ответил я, выбрав себе местечко в тени, уселся. Раз «друга» нет дома, значит, и говорить не о чем… Невестка же быстро накрыла стол, пригласила меня. Но едва я успел поблагодарить ее, как у калитки послышался голос моей старухи.

— Господи, — выругался я, — явилась! Никуда от нее не денешься!..

Так вот, дорогие мои…

Кончился отпуск сына, пора им было ехать на край земли.

Сели они в машину, помахали на прощанье и скрылись. Увезли наше счастье. Слезы выступили у меня на глазах, и, боясь, как бы старуха не заметила этого, поспешил я за машиной, повторяя:

— Счастливого пути вам, светлой дороги…

Вечером, когда затихает все на земле, я устраиваюсь возле своей старухи и, словно сказку о вечной юности, рассказываю ей:

— …и вернутся они к нам с тремя сыновьями, и снова у нас будет три счастья, три солнца… Старшего назовем в честь старшего, среднему дадим имя среднего, а младшего…

И тело мое полнится силой жизни, а душа — радостью…

Старое название города Орджоникидзе.

Уастырджи — одна из богов в осетинской мифологии.

Араккаг — масса, из которой гонят араку.

Картовджин — пирог с картофелем и сыром.

Фарн — мир, спокойствие, изобилие.

Нарты — мифические предки осетин.

Уалибах — пирог с сыром.

Гыццыл — буквально маленький, малыш.

Куда пропал Цыппу?

Иди, иди, найди его!

Арчита — самодельная обувь из сыромятной кожи, выстеленная изнутри сеном.

Фандыр — музыкальный инструмент.

Алам — фрукты и сладости, нанизанные на нить и подвязанные к шесту. По древнему осетинскому обычаю алам проносили скачущие по селению всадники в день поминовения.

Далимон — дьявол, черт.

Дзарна — вареные зерна кукурузы.

Деревня, село.

Ласковое обращение к теленку.

Легендарный герой.

Три треугольных пирога пекут в торжественных случаях.

Фыджин — пирог с мясом.