Лев Кукуев - Море в ладонях

Слишком легко его опрокинули и на активе.

В перерыве, одни сочувственно улыбались ему, другие делали вид, что очень заняты. Мокеев, его приближенные гипробумовцы замкнулись в круг, когда он протискивался к буфету за сигаретами, и откровенно смеялись.

Но отступать и сдаваться Дробов не собирался. В диссертации смысл его жизни. Работа посвящена Байнуру, его богатству, увеличению запасов промысловой рыбы.

Двести тысяч веков Байнуру, а он развивается, формируется. Берега и дно то опускаются, то поднимаются. Близнецом Байнура ученые мира зовут Танганьику. Но, может ли Танганьика дать столько науке, сколько Байнур? В Танганьике живет всего четыреста органических форм, а в Байнуре более тысячи только таких, которых нигде не встретишь. Никогда уже не вернутся на землю, уничтоженные человеком бескрылая гагара и странствующий голубь, дронт и зебра-квагга, терпан и морская корова. Биомасса Байнура — рыбий харч — на стометровых глубинах в среднем равна шестнадцати граммам, донная биомасса Танганьики — нулю, а Севана, который славится форелью, — менее двух граммов. Мизерное, почти неуловимое изменение химического состава воды вызывает немедленную смерть байнурской живности. Капельку по капельке собирало столетиями человечество. Так неужели целлюлозный завод должен травить море? Потерять Байнур — значит, выбросить сотни страниц из жизни земли, человека, растительного и животного мира. Мертвое не воскреснет. Сегодня построят один завод, завтра второй, послезавтра десятый… Нужна большая, авторитетная трибуна, где можно поспорить и высказать все наболевшее. Нужна газета.

Думая о друзьях и недругах, Дробов думал о Тане, которая ранила его сильнее и глубже других. Но Таня не понимала творившегося вокруг, искренне верила в непогрешимость того, что делалось на Байнуре. Человек в ее положении достоин лишь сожаления. Борьба же с людьми, понимающими, что они делают, должна стать борьбой без уступок и одолжений. Это будет борьба и за Таню, за всех, кому дорого русское.

Но прежде чем сесть за статью, пришлось побывать в рыболовецких бригадах. На такие поездки всегда уходило пять дней. На обратном пути подвернулся речной теплоход, который спешил в судоверфь на ремонт, и Дробов решил сэкономить время.

День был солнечный, жаркий: В душный и неуютный салон не хотелось спускаться. К тому же салон почти пустовал. Три человека вместе с Андреем да экипаж — вот все живое на судне.

…Когда бывает не по себе, один — идет к другу и просит его совета, второй — садится за книгу и погружается в мир иной, третий — спешит залить горе вином, притупить свои чувства и мысли… У Андрея было другое лекарство, иные привычки. Он уходил к порогам таежных рек, оставался один. Резкий взмах удилищем, и тонкая леса с лохматыми мушками легко ложилась на бурные струи. Мушки быстро сносило течением, леса натягивалась. Снова взмах удилищем. Иногда одни и те же движения много и много раз. Зато рывок всегда неожидан и дерзок. Если мушку хватал граммов на триста пятнистый хариус — куда там ни шло, но если сел на крючок марсовик, тут держись, сумей вывести так, чтоб не лопнула снасть, чтоб не оборвать нежные губы сибирской форели.

Час, полчаса рыбалки — и Дробов вновь обретал покой. Гудели ноги после длительного перехода, был он чертовски голоден, но усталость душевная оставляла.

И еще приходил он к Байнуру. Был ли то шторм или незыблемая тишина, Байнур захватывал Дробова целиком, питал стариковской мудростью, растворял в своих думах печали, гневался искренне, по-мужски…

Держась за поручни теплохода, Дробов всматривался в знакомые очертания далеких берегов. Гольцы прибрежных хребтов, словно огромные остроконечные шатры, белели на горизонте цветом слоновой кости. Гольцы потому и гольцы, что нет на них даже мха. То что пытается к ним подняться, вступает в борьбу с диким камнем и ветром. Чем выше взберутся березы и сосны по кручам, тем ниже и некрасивей они своих сверстниц, избравших низины, подножье хребта. И все же трудно сказать, чья жизнь красивее. Береза-карлушка уйдет на изделия резчику, ее высокорослая сестра красавица скорее всего в поленницу дров…

Почти рядом Андрей услышал девичий смех, напомнивший вдруг журчание родника в таежных каменных россыпях. Второй голос — мужской — басовито сливался с приглушенным гулом мотора.

Андрей повернулся. На девушке было белое платье и белые туфли. Вспененные белой волной мягкие волосы сбегали на плечи и грудь. В синих глазах незнакомки — синий Байнур. Дробов вспомнил легенду о грозном седом Байнуре, о его непокорной дочери Бирюсе, сбежавшей к любимому, и невольно подумал, что о такой вот девушке в белом и писал Ершов свой сказочный образ красавицы Бирюсы.

Парень был крепок в плечах и рыж. Над тонкой верхней губой — щетка маленьких усиков щеголя, на подвижных скулах — косые баки. Лицо круглое, нос острый с горбинкой.

Собственно, Дробову было все равно, о чем говорила эта пара. Но парень умел рассмешить, вызвать прилив почти детской радости на лице собеседницы, предвосхитить ее. Это невольно заставило прислушаться и Андрея. Рыжий рассказывал старый, потрепанный анекдот, но рассказывал мастерски. Сам он не смеялся, только слегка снисходительно улыбался спутнице.

Андрей уже хотел спуститься в салон за сигаретами, когда парень окликнул его.

— Простите, товарищ, спичек у вас не найдется?

Рыжий держал в руке зажигалку — маленький пистолет — и, прежде чем подойти, дважды щелкнул импровизированным оружием.

— Бензин вышел, — пояснил он.

Девушка тоже приблизилась. В глазах ее был восторг, были небо и море. Дробов понял: под властью охвативших ее впечатлений девушка ищет и в нем необычное.

Ну что же, пусть ищет. Нашел же и он необычное в ней, сравнив с Бирюсой.

Прикурив, парень возвратил спички.

— Вы местный? — спросил он. — Рыбак? Я так и подумал!

Дробов был в своем повседневном костюме: в гимнастерке, бриджах и сапогах. Но это еще ни о чем не говорило. Парень явно лукавил, а может, и рисовался… Впрочем, кто не лукавил, когда рядом любимая, милая девушка?!

— Ну, а я из краевой газеты, корреспондент. Мои статьи и снимки вы могли не раз встретить и в центральной печати. Сейчас отпускник, виды Байнура снимаю. Фотоальбом для туристов буду готовить в печать.

— Получается? — спросил Дробов.

— У меня получается. Вообще здесь летом неплохо…

— Здесь и зимой хорошо.

Парень хитро улыбнулся.

— А вы на Рижском взморье когда-нибудь были?

— Нет.

— А в бухте Золотой Рог? Океан видели?

— Не довелось.

— Жаль, — сказал сокрушенно парень. — Жаль.

Девушка беспокойно заглядывала парню в лицо. «Зачем же так?» — говорили ее глаза. И рыжий спохватился: