Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

— Счастливый путь!

— Счастливый путь!

— Аул Сарсембай-эке перекочевывает в Алтын-Куль.

— Едем из Танабуга в гости в Яшель-Сырт.

После этих обычных слов кто-то заметил:

— Встреча красивых девушек и храбрых джигитов не может окончиться без игр. Принимайте вызов!

Карлыгач выехала вперед.

— Мы готовы, вы о себе позаботьтесь!

Натянулись поводья, заиграли плетки, заколыхались стремена. В открытой степи, под ярким солнцем, началась игра: требовалось выбить противника из седла. Слу задумала подшутить над черноусым джигитом, стащить его с лошади, сделать посмешищем для окружающих. Она стегнула своего горячего коня, выехала наперерез джигиту и, быстрая, как нападающий сокол, натянула повод, а когда джигит хотел повернуть коня, вцепилась ему в руку и рванула в сторону. Конь под джигитом зашатался. Джигит, мгновенно повернувшись, изо всей силы стегнул коня девушки. Карлыгач не успела отвести удара. Джигит догнал ее и скорее, чем может слово сорваться с губ, схватил красавицу за талию и потянул к себе. Лошадь остановилась. Ноги девушки запутались в стременах, сама она повисла, готовая вот-вот вывалиться из седла.

Все засмеялись, а джигит крикнул:

— Чем наградите победителя?

Карлыгач со смехом ответила:

— Геройства много! Бери что хочешь!

Парень наклонился, притянул девушку к себе, поцеловал ее в полные, алые губы и снова посадил в седло.

Они уехали на юг, а Карлыгач с караваном двинулись на север.

Победитель был Арсланбай.

Айбала с восторгом слушала. Прервать рассказ не было сил, и, хотя знала, как байбича будет ругать ее за то, что она оставила котлы с творогом, уйти не могла. Посветлела, преобразилась и Карлыгач. Шутливым тоном она досказала:

— Через два дня пришла в наш аул какая-то женщина. «Если примешь, имею поручение, — сказала она. — Хватит ли сил отказать посланной человека, которого ищешь?» — «Если он лучший джигит в роде, не посмею ослушаться», — ответила я. В эту осень справляли помолвку малютки Минелу с двухлетним Куйбагаром. Наши рода состоят в дальнем родстве. Начались пиры. Джигиту открылась возможность стать нашим гостем. С тех пор ношу его в сердце своем. Я испила мед уст его, баюкала его в своих жарких объятиях… Спустя два года злой Байтюра обвинил Арслана в оскорблении белого царя, подослал лжесвидетелей и добился его высылки. Он уехал в далекие земли…

— Где же скитался, бедняга?

— Этого я не знаю. Получила я раз письмо. Что делать с ним — не знала… Целый месяц не находила надежного человека, чтобы дать прочесть, и носила белую бумажку с черными точечками у себя на груди. Раз как-то приехал к нам смиренный татарский мулла. Дала ему рубль, сказала: «Помолись. Отчего-то болит мое сердце…» Он, бедняжка, поверил, написал бети [39] Бети — амулет с молитвами. , велел носить. Наконец решилась, показала ему бумагу, дала прочесть. Он удивленно посмотрел мне в глаза. «Ах, бедненькая, мое бети от этой болезни тебе не поможет», — сказал он и смеясь ушел.

Айбала растерялась от слышанного. Она крепко обняла девушку.

— Прости меня, дорогая. Больше о Калтае и не заикнусь… Рабой твоей буду. Но только скажи: что будет с родом нашим?

— Джигит мой вернулся. Весточку имею, что приедет он. Жду его каждую минуту. Что захочет, то и будет, я на все готова, — не задумываясь ответила девушка.

Айбала со страхом взглянула на нее, но больше докучать вопросами не стала.

— Любимая, прости меня, я твоя раба, — сказала она и торопливо побежала к забытому котлу.

Карлыгач-Слу первый раз поделилась своей тайной. Она почувствовала какое-то облегчение. В сердце родилось твердое решение. Девушка поднялась, обулась в красивые казанские, красного цвета сапожки, надела голубое платье, расчесала длинные волосы и, не заплетая их, не связывая, распустила по спине, на волосы надела черный каляпуш, кокетливо сдвинув его набок, и вышла в степь, полную солнечного света и криков скота.

Женщины с песнями валяли войлок, расположившись между центральной большой юртой и юртой для работников. Они встретили Карлыгач шутками:

— Солнце с нетерпением ждало, когда проснется красавица, но не дождалось, ушло своим путем.

— Голубушка, мы устали, помоги хоть немного, — подхватила Айбала. Она уже покончила с творогом и принялась за войлок.

Девушка поздоровалась со старухами и со смехом ответила:

— Я в большой обиде на отца с матерью: не обучили они меня этому ремеслу.

— Здесь учиться нечему. Захочешь — с первого взгляда поймешь, — продолжала Айбала.

— Пусть не обессудят меня уважаемые женщины за правду — не лежит к тому мое сердце.

— И не учись, дитятко! Пора девичества — золотая пора. Что ни скажешь, то хорошо, что ни сделаешь — то же… Но когда явишься в дом свекра, другое дело. Бабья жизнь — собачья жизнь… Играй, смейся, пока живешь под крылышком матери, дитятко, — сказала седая старуха с перебитым носом, в грязном платье, руководившая работой.

— Истинную правду говорит старуха. Пора девичества — золотая пора, а как станешь снохой, жизнь нахмурится, — подхватили женщины, расстилая скатанный войлок.

Потом стали поливать его горячей водой из котлов и добавлять, где нужно, шерсть.

Из большой юрты послышался голос байбичи Алтын-Чач. Девушка направилась было к матери, но в это время к юрте сзади подъехала двухколесная арба, в которую был запряжен тощий вол. Правила волом старуха. Женщины побросали работу и обступили арбу.

— Добро пожаловать, матушка! — приветствовала Айбала старуху, помогая ей выбраться из лубочного короба тележки.

Это была дальняя родственница батрака Джолконбая, та самая старуха из аула Ахмета, которая избила Азымбая. Поздоровавшись с собравшимися, старуха со слезами поведала:

— Пес Байтюра обвинил единственного моего сына в убийстве русского начальника, выставил ложных свидетелей, отправил его на каторгу, последнюю кобылу продал за подать. Куда деваться мне, полоумной старухе? Биремджан-эке сказал мне: «Поезжай к брату своему в джайляу Алтын-Куль. Сарсембай тебя и накормит и оденет. Будешь смотреть за скотом, валять войлок, вить веревки…» Могу ли ослушаться почтенного аксакала?.. Запрягла вола и тронулась в путь. Как быть? Иль не найдется могилы для дряхлой старухи?

И тут же путаясь рассказала о том, как она избила посла Байтюры Азым-эке.

— Ты — близкая родственница Джолконбая, росла в этом ауле. Перестань плакать. Пока жив Сарсембай, с голоду не умрешь, — стали в один голос утешать ее женщины.

Карлыгач-Слу схватила палку старухи и побежала с ней в большую юрту, к отцу.

Вот уже два дня девушка чувствовала, что отец холоден с ней. Вестью о том, как оскорбили человека, посланного кровным его врагом, она надеялась вновь снискать его расположение.