Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

Послышался конский топот. Прозвучал густой голос Сарсембая.

Гельчечек с криком: «Отец приехал. Отец приехал!» — кинулась вон из юрты.

Поднялись и остальные и вышли навстречу баю. Сарсембай возвратился после осмотра джайляу, куда уехал с утра. Он вернулся усталым, замученным, но при виде Арсланбая сразу повеселел. Опущенные веки поднялись, толстое лицо осветилось радостью.

— Я тебе вместо отца остался. Ты два дня тому назад возвратился, а к нам не удосужился приехать, — шутя бранил он гостя, поздоровавшись с ним.

Все вместе пошли уже не в белую юрту, а в большую. Тукал ушла хлопотать по хозяйству. В юрте с закрытым тютюнлыком, свернутыми боковыми кошмами было чуть прохладнее. Бай, не прерывая разговора с гостем, снял с головы островерхую шапку, скинул с плеч кепе, обтер красные, жирные плечи и шею полотенцем и сел по правую сторону гостя, на почетное место.

Карлыгач, отправившись в соседнюю юрту за чашами, встретила тукал.

— Матушка, приехал почетный гость. Вели зарезать ярку получше, свари колбас и холку пожирнее.

— Ай, дитятко, пало тебе на сердце горючее пламя!

Девушка расставила посуду, долила кумыса и, помешивая, стала разливать его по чашам.

Сарсембай, покончив с традиционными вопросами, обращенными к гостю, молвил:

— Ну, милый, теперь послушаем о виденном тобой в чужих краях.

Кумыса было вдоволь. Чаши то и дело наполнялись. Карлыгач, захватив рукоделие, села поодаль. Собеседники раскраснелись, на лицах выступил пот, легкое опьянение чуть кружило головы. И без того красноречивые, казахи теперь с особенным наслаждением, медленно, не торопясь, вели приятную беседу.

Джигит рассказывал то о мрачных, то о веселых событиях. Его рассказ пестрел названиями городов: Атбасар, Петропавловск, Кокчетав, Кустанай, Семипалатинск, Омск… Он перечислял народы Сары-Арка, Среднюю, Малую, Большую Орду; упомянул Тургай, Мангышлак, Пишпекскую степь, Балхашское озеро, Аральское море, Заравшанскую долину, Ташкент и, наконец, Орск. Потом подробнее остановился на своем возвращении:

— Много помог в этом деле друг моего отца, адвокат Тынычбаев. Человек этот был у губернатора, ездил в Петербург, беседовал с разными сановниками. По его совету уважаемые люди нашего народа подали прошение, в котором писали, что «он не такой человек, чтобы ругать белого царя, он обыкновенный джигит, казах, думающий только о гульбе с товарищами, о девушках и увеселениях». В ответ на эту бумагу пришло распоряжение: «Джигит Арсланбай, сын Магджана из рода Танабуга, невиновен. Ему разрешается вернуться на родину».

— Будет ли день, когда Сары-Арка избавится от Найманов? Ведь это они способствовали твоей высылке! — воскликнул сильно опьяневший Сарсембай, смачно сплюнув.

Разговор коснулся старухи.

— Кривая палка, научившая Азымбая уму-разуму, обошлась мне не дешево, — кивнул бай в сторону дочери. — За эту новость Карлыгач взяла с меня пегого жеребца от лучшей Сивой кобылы.

— Целый год просила я отца подарить мне этого иноходца. Посол Байтюры, сам того не ведая, помог исполнению моего желания, — весело вмешалась в разговор девушка.

— Мой аргамак одних кровей с этим жеребцом. Что, если устроить с Карлыгач состязание? — предложил гость.

— Отец обещался сегодня поехать в табун. Если приведем жеребца, потягаемся.

Старик благодушно усмехнулся.

— Ирке-таем! Твой отец с раннего утра не слезал с лошади. Неужели не пожалеешь, опять повезешь в табун?

Байбича была недовольна и сердито молчала, но девушка настояла на своем и уговорила отца не откладывать поездки.

Гость, Карлыгач и Сарсембай решили ехать, как только чуть спадет жара. Разговор снова завертелся вокруг истории с послом Байтюры.

Конец этой истории рассказал Арсланбай:

— Вчера я собрался ехать к вам. Конь мой был оседлан, но в это время нагрянул старый наш сват Азым-эке на скакуне Байтюры. Вид у него усталый, расстроенный. Заколол я жирную ярку, кумыса подали вдоволь. Он провел у меня ночь. Сегодня утром мы вместе тронулись в путь. Он повернул коня к становищу Найманов, я поехал к вам. Много говорил старик, — видно, на старости набрался ума-разума.

Сарсембай хорошо знал старика. Было время, когда они были связаны общими торговыми интересами. Но, кроме этого, знал его Сарсембай как ловкого дипломата. И Арсланбай ясно понял, что неспроста Азым-эке после посещения Биремджан-аксакала и полученного оскорбления повернул коня в противоположную от становища Найманов сторону.

— Хотел бы я знать, что случилось со стариком! — молвил хозяин, подливая кумыса.

— Азымбай-эке сказал мне следующее, — ответил гость, осушая чашу: — «Сын мой, — сказал он, — поезжай в джайляу Алтын-Куль, передай Сарманам мой салям. Старейшим этого рода донеси мои слова: «Каменные горы, как бы ни были крепки, со временем рассыпаются. Широкие озера, многоводные, как моря, высыхают… Так же и род Байтюры. Если ваши замыслят организовать новый союз, лучшие представители народа будут готовы прийти к ним на помощь».

Хозяин жадно ловил каждое слово гостя. Когда Арслан кончил, Сарсембай невольно поднялся с места. Все это было для него полной неожиданностью. В одну секунду перед глазами пронеслись картины предстоящей борьбы. С одной стороны, Байтюра, Якуп, Янгырбай, с другой — Сарсембай, Арслан, Калтай и еще множество союзников. У врагов много скота, много денег, их тайком поддерживает русское начальство. Но и род Сарманов, если понадобится, даст немалую толику денег, а к тому же использует общее возмущение против Байтюры.

Задумавшись, Сарсембай забыл и гостя и все, что их окружало.

— Джолконбая позовите, — приказал он.

Вошел батрак, высокий, широколицый, рябой, в рваной одежде. Он остановился у двери и голодными глазами уставился на кумыс.

— Поездку в город отложим до завтра. Сейчас запряги в тарантас буланого иноходца, которого привели сегодня из степи, и сивого жеребца. В тарантас положи кошму, одеяло, подушку, захвати с собой старого Карима и поезжай в джайляу Коргак-Куль. Там найди Биремджан-аксакала и скажи ему: «Сарсембай зовет тебя в гости, просит отведать у него мяса и кумыса. У нас, мол, гостит, Арсланбай, сын Магджан-хаджия из рода Танабуга». Понял?

Джолконбай оторвал взгляд от кумыса — на угощение рассчитывать не приходилось.

— Понял, — ответил он и повернулся к выходу.

Но бай остановил его:

— Постой! Ты останься, запряги лошадей, Карим поедет один. Не мешкайте!

Батрак ушел. Присутствующие были удивлены. Гость спросить, в чем дело, не решился, но байбича не пожелала остаться в неведении:

— Не пойму причины, из-за которой ты решил беспокоить девяностолетнего старца.