Роман Ругин - Ранний ледостав

— Да его, Иван Дмитриевич, порошка-то, и было всего ничего, Так, ладонь слегка припорошить — все олени подчистили…

— Тем более молодец! Другому бы и в голову не пришло, — И директор похлопал его по плечу. — Тебе, смотрю, сыщиком надо работать, — пошутил он, — а не зоотехником.

— Можно и сыщиком, — засмеялся Карыкур, — а только я свою работу зоотехника ни на что не променяю. С оленями только-только дружбу свел — я их понимаю, они меня, как же я им изменю-то? Да еще после такой беды… Они ведь на меня обидятся, олени…

— О, да ты, я смотрю, им настоящий друг, почти как родитель, — Иван Дмитриевич подмигнул. — Любишь, значит, оленей?

— Люблю, Иван Дмитриевич, а иначе какой из меня зоотехник? — Карыкур как всегда, когда волновался, начинал размахивать для пущей убедительности правой рукой. — Только посмотришь на олешка, особенно — на его глаза, сразу на сердце теплеет.

— А что, пожалуй, ты прав, Карыкур!

— А как же, Иван Дмитриевич! Да ведь наш олень — самое безотказное на свете животное. Посмотрите, сколько тягот ему переносить приходится. Чего стоит только корм себе добыть, особенно такой снежной зимой, как эта. А то, случается, стоят, бедные, в упряжке два-три дня… Да что там два-три — бывает, что и неделю стоят. Пастух гульнул сверх нормы, а они — без еды, без питья — все стоят себе да стоят, терпят… Не то что лошадь, к примеру… А вернулся хозяин, сел в нарту — и помчали, да не как-нибудь, а на всю катушку, сколько есть в них силы…

— Ну что ж, Карыкур, думаю, хороший зоотехник из тебя получается. Настоящий!

— Какой там настоящий? — заскромничал Карыкур. — Так, обыкновенный олений лекарь.

— А, вон оно что, олений лекарь, — засмеялся директор. — А что, метко тебя пастухи назвали? И главное, не ошиблись. Я на своем веку не одного зоотехника повидал, а настоящих оленьих лекарей мало, ох как мало! Ну я имею в виду, — лукаво улыбнулся директор, — таких, как ты…

— Ну вот, Иван Дмитриевич, совсем захвалили! — покраснел Карыкур.

— Совсем не совсем, а за поездку в Пулнгават Вош благодарность тебе объявляю. Вернемся — приказ оформлю.

У Карыкура от этих слов, от всех директорских похвал запела, что говорится, душа; ободренный, он готов был хоть сейчас кинуться в бой, чтобы добить дело с отравленными оленями до конца и вывести на чистую воду всех виновников, воздать им то, чего они заслужили. Потому он и спросил директора:

— Что, Иван Дмитриевич, дальше-то делать будем? — Его так и подмывало рассказать о своем визите к следователю Николаю Альбертовичу, о его совете, и в то же время хотелось сначала услышать, что решил сам директор.

Тот задумчиво повертел в руках листок с заключением баклаборатории, аккуратно вложил в свою кожаную, довольно-таки потрепанную уже папку и сказал:

— Ну для начала схожу в райком партии, поставлю в известность первого секретаря Беланова. Дело серьезное, и меры, я считаю, надо принимать крутые. Пойдет ли райком нам навстречу? Все-таки нефтяники, вся страна на них смотрит… А с другой стороны, меры не принять — значит, эти буровики еще где-нибудь оленей поотравят. Так что постараюсь убедить Беланова…

— Правильно, Иван Дмитриевич! — обрадовался Карыкур и вскочил, — Как только я сам-то про райком не подумал. А то получается, что им, буровикам, раз на них страна смотрит, все можно… Такой большой падеж — тридцать две головы! И что ж — выходит, и виноватых нету? Буровиков не трогают, пастухи не виноваты! Нет, нельзя такое безобразие спускать!

— Вот о том и речь, Карыкур, надо бы взыскать, и как следует, с работников экспедиции. Через суд. Нужно только предварительно с юристами поговорить…

Ну, тут уж Карыкур больше не мог сдерживаться, настала его минута! Правая рука привычно замелькала в воздухе.

— Я, Иван Дмитриевич, тут уже кое-что предпринял в этом смысле, кое-что, кажется, выяснил. Я ведь ходил в прокуратуру-то. — Он посмотрел на директора, чтобы увидеть, как тот воспринял это сообщение. Директор нетерпеливо кивнул ему: молодец, мол, давай, рассказывай дальше, — Следователь сказал, что надо нам, Иван Дмитриевич, перво-наперво бумагу одну подготовить. Заявление.

Иван Дмитриевич как-то совершенно необычно, словно видел своего молодого зоотехника впервые, посмотрел на Карыкура. И тот под этим пристальным, изучающим взглядом почувствовал себя неуютно. А потом подумал: чего он в конце-то концов смущается: ну сидят перед директором молодой человек — в цигейковом полушубке; приплюснутый нос, большие серые глаза — взрослый уже человек, у которого есть и твердость, и решимость, и воля. Так, во всяком случае, расшифровал он взгляд Ивана Дмитриевича, в глазах которого светилось уважительное одобрение.

— Будь добр, Карыкур, не торопись, — сказал директор, — расскажи еще раз и, если можно, поподробнее.

Карыкур напрягся, словно готовясь к весьма ответственному делу, расстегнул пуговицы на полушубке — жарковато было в гостиничном номере и заговорил, стараясь быть предельно точным.

— Я тут, Иван Дмитриевич, без вашего ведома… — он слегка смутился, словно опасался, что директор осудит его за самовольничание. — Без вашего, значит, ведома у следователя побывал. Выяснил кое-какие детали, разузнал кое-что. Ну, значит, что касается павших оленей — я следователю все рассказал подробно. Правда, это случайно получилось… почему и не дождался вас… Я ведь к нему пришел-то по заявлению Лозара. Ну, помните, наверное, про ограбление могильника…

— Да, да, Карыкур, — кивнул директор. — Помню.

— Ну и вот. Решил, значит, узнать у следователя, делается ли что-нибудь по заявлению старика. Следователь сказал, что заводит уголовное дело. Уже папка есть…

— Еще бы не завели дело! Слыханная ли вещь — могилы грабить! Это называется, с Большой земли люди сюда приехали, от цивилизации. А у самих, у некоторых — ни порядочности, ни даже элементарной культуры… Вы, мол, тундра — ну в сидите себе, а нам, покорителям севера, все дозволено… Такая порой злость берет, честное слово! Нет, пора, пора наводить порядок, и не кому-нибудь — а нам самим, коренным жителям здешних мест, старожилам… — Иван Дмитриевич, хорошо знавший нравы и быт местных жителей, сроднившийся с ними за годы работы на севере, видимо, был возмущен сейчас не меньше самого Лозара… Он даже разволновался, закурил сигарету. — Вишь, временщики какие… И все нахрапом норовят, нахрапом… Ну ладно, — оборвал он себя. — Давай рассказывай дальше, Карыкур.

— Ну и вот, Иван Дмитриевич, а заодно порасспрашивал я следователя и по нашему случаю с оленями…

— Так что же в итоге?

— Он говорит, что они должны получить от нас официальное заявление на имя прокурора. Сказал, что это вы должны сделать.

— Ну хорошо, заявление. А дело-то они возбудят?