Роман Ругин - Ранний ледостав

— Что, Арсин, что? — с надеждой встрепенулась она. — Ну говори же!

— Нельзя нам больше встречаться. Всем троим плохо… Так уж вышло… Ты теперь себя с ним связала, провела поперек нашей дороги священный ручей… Через него не перешагнуть… Я родовой обычай нарушать не могу… А нарушу — презирать меня станут, отвернутся все.

— Но Арсин! — обвила она его шею руками. — Послушай, Арсин… Да, так вышло… Но я же тебя люблю, как любила. Пуще прежнего люблю! — Она вдруг прильнула к нему, осыпала его лицо жаркими поцелуям и.

Арсин, сердце которого заходилось от тоски и бессилия, от нежности к ней, снова обнял ее. Она прижалась к нему, кажется, плакала, но он, чувствуя в душе какую-то страшную муку, все же встал, натянул лыжи и, не оглядываясь, размашистым шагом двинулся в глубь леса…

Он не мог сказать, сколько времени тащился на отяжелевших камусах, куда шел. Опомнился лишь на берегу широкого Мелексимского сора, километрах в двадцати от прежнего места. Поднял голову: солнце уже приближалось к полудню… Никуда больше не спеша, ни о чем не думая, словно и голова и сердце враз превратились в труху, в нутро погибшего на корню дерева, он пошел назад, к дому…

На следующий же день он заявил родителям, что отправляется на весновку на остров Шиян. Сказал об этом и председателю колхоза Юхуру.

Юхур, не глядя на него, угрюмо кивнул головой — одобрил.

…А ему и в самом деле захотелось вдруг поохотиться. Там, на берегах протоки, где обильно рос тальник, собиралось множество куропаток — полакомиться почками тала. А когда придет паводок, в сорах можно будет ловить щуку, окуня, карася.

Погрузив на нарту все необходимое, Арсин ушел к месту весновки…

Снова раздавшийся на озере громкий клик лебедей заставил Арсина очнуться. Обычно лебеди кричат так перед полетом… Он оторвал голову от придавленных им кустов багульника и, привстав, посмотрел на озеро.

Так и есть: лебеди, уже расправив, словно паруса, свои белоснежные крылья, начали, шлепая ими по гладком воде, медленно разгоняться; вот они поднялись над тальниками и потянулись в сторону протоки Рынги, на юг. Но что это? Прилетело-то трое, а улетает пара… А, вот и одинокий лебедь-самец; словно в нерешительности вздымал он над водой крылья, но не взлетал, будто ждал чего-то… Наконец тоже огласил окрестности громким криком, тоже, будто нехотя работая крыльями, поднялся вдогон за улетевшими птицами.

«Понимаю, понимаю тебя, — сказал про себя Арсин. — Скучно одному». И сочувственно вздохнул.

Думы его окончательно развеялись от раздавшегося вдруг за спиной оленьего хорканья. Арсин торопливо оглянулся и увидел на расстоянии броска аркана белолобую важенку. Она подозрительно уставилась на него. Что-то очень уж знакомое было в этой оленухе. Белые пятна — на лбу, на одном боку и на другом, выдающийся вперед короткий отросток рога над левым надбровьем… Да это ж его важенка! Личный его олень, который теперь принадлежал совхозному стаду! Как это он сразу ее не признал?! Хорошая была олениха, не раз приносила крепкое и здоровое потомство… Арсин позвал ее. Услышав знакомый голос, белолобая важенка поводила туда-сюда носом, еще раз внимательно всмотрелась в Арсина и… подошла к нему. Он погладил ее по лбу, по мягким волоскам ноздрей и губ, похлопал по холке. Потом бережно провел ладонью по раздувшемуся животу.

— Скоро уже, через день-два отелишься. Иди, кормись, жиру набирайся. Тебе теперь силы шибко нужны будут. Очень даже понадобятся. Иди! — И он подтолкнул важенку; она тут же, рядом с ним, сразу начала копытить слежавшийся снег, принюхиваться в поисках ягеля к обнаженной земле.

Эта белолобая важенка многое прояснила Арсину, ой как многое. Теперь он уже точно знал, что косяк отбился от первого стада совхоза, где бригадиром — Юхур Кельчин. Тот самый Юхур, который в войну, пока Арсин находился на фронте, женился на его Таясь…

С белолобой важенкой связана была одна нехорошая история…

Как и многие ханты, Арсин имел своих личных оленей — от отца достались. Немного их было, всего десятка два, но были.

Лет десять назад в первом стаде совхоза — у них уже тогда совхоз был — произошел несчастный случаи, погибли два пастуха. А тут как раз подошло время весенних касланий за Урал, нужно было срочно найти кого-то, кто пошел бы со стадом. Надо сказать, что с уходом стариков на пенсию подыскивать пастухов с каждым годом становилось все труднее и труднее. А тут поджимало, искать особо было некогда, вот и попросили поработать пастухом Арсина — хотя бы временно. Он хоть и не пастушил раньше, да и в годах уже был, все же какой-то толк в оленях знал, во всяком случае, свободно ездил на нарте — не то, что молодые, которые и упряжку-то снарядить не могут, кочевая жизнь, лишенная всяких удобств, к каким они в интернатах привыкли, для них тяжела. Пургу глотать да в лесотундре мерзнуть им теперь неохота…

Арсин долго отнекивался, ссылался на свою инвалидность, на возраст, на слабое здоровье, но в конце концов сдался: раз надо — то надо.

Весенне-летнее каслание у него тогда прошло хорошо — их бригада даже заняла второе место среди шести других оленеводческих бригад совхоза. На общем собрании, на празднике оленевода, директор шибко хвалил пастухов их стада, особенно Арсина. Премию тогда неплохую дали, а ему еще и почетную грамоту. И опять начальство уговорило его пастухом поработать — хотя бы год, пока не подучатся молодые парни, которых с большим трудом удалось привлечь в оленеводство.

И опять Арсин согласился, хотя и трудно ему уже кочевать было. Надо — значит, надо…

Согласился, да видно, зря: год для его бригады выдался шибко неудачный. Весной, в период отела, ударил мороз, начался гололед, наст стал крепок, как замерзший лед на реке — оленьи копыта не пробивали его. А голодное стадо ох как трудно окарауливать: оленей на месте не удержать — так и норовят разбрестись по бескрайней тундре в поисках корма. Не раз предлагал Арсин перегнать стадо на южную сторону гор — там у животных было бы хоть какое-то укрытие от студеного ветра. Однако бригадир не соглашался, все ждал, что погода вот-вот наладится. А она все не налаживалась и не налаживалась… Много оленей они потеряли в ту памятную весну, особенно туго пришлось молодняку, только что народившимся беспомощным оленятам… Хотя, как впоследствии оказалось, в тех стадах, где бригадиры вовремя отогнали животных в надежное место, такого падежа не было…

Потом, уже на корале [3] Кораль — загон для пересчета оленей. , долго совещалась бригада: как быть с потерями? Показать их в отчете? Покажешь — плохо: заканчивался последний год пятилетки, бригада оказалась бы и а последнем месте.