Роман Ругин - Ранний ледостав

— А не может быть так, Ансем аки, что рыба из нашего озера куда-нибудь исчезла? — спросил Тикун.

— Дурень! — заржал Карап. — Под землю она, что ли, провалится?

— Напрасно зубы скалишь! — прикрикнул на него старик. — Бывают такие случаи. В таловых озерах. Они близко друг от друга находятся, и меж ними подземные токи иногда возникают.

— А наше озеро — таловое? — с тревогой спросил Опунь.

— Наше — нет. Не боитесь, рыба здесь вся целехонька. Что перевезли из Пор-Ёхана, то и возьмем.

Утром, чуть свет, вся бригада была уже на Кедр Шапке. Ансем с багром в руках прошелся по озерному льду, припорошенному легким снежком. Разметил, где долбить лунки. Ребята взялись за пешни. Затем, орудуя подо льдом обструганным шестом с прикрепленной к нему прогоночной веревкой, они протянули под всей поверхностью озера испод.

— Теперь готовьте закраину! — сказал Ансем.

Вчетвером они пробили у берега большой «карман».

— Выбирай невод!

Ухватились за края мережи и потянули ее на себя. Уже через несколько минут в «кармане» заплескались сырки и пыжьяны, а когда показалась мотня невода, вода словно вскипела от мечущейся в ней крупной рыбы. Ансем с Опунем выбрали нижнюю подбору, и весь сегодняшний улов оказался в мотне, как в мешке.

— Си! Все! — засмеялся Ансем. — Наша рыбка! Теперь только черпай ее отсюда, как уху из котла!

Он первым схватил лупах [14] Лупах — сачок. и выбросил на лед пару здоровенных муксунов.

Взялись за сачки и ребята. Выбирали рыбу попарно, чтобы впустую не тесниться у закраины. На льду росли, похожие на свежие сугробы, кучи муксунов, щекуров, сырков. Попадались и зубастые щуки и плоские, золотистые караси.

Несколько больших нельм бригадир отложил в сторону.

— Строганинки на ужин отведаем!

К концу рабочего дня они выбрали из озера тонны четыре.

— Ох! — застонал Карап, — У меня вся спина задеревенела!

— И у меня поясница, словно пилой распиленная, — вторил ему Тикун.

Опунь тоже еле шевелил руками-ногами, но, верный своему желанию окончательно завоевать расположение бригадира, помалкивал, не подавал виду.

Еще раз оглядев добытую рыбу, Ансем велел грузить мокрый невод на нарту.

— Пусть невод с нами в избушке ночью погреется, — сказал он. — А не то он железным станет.

Ребята впряглись в нарту.

— Хей, олешки! Вперед! — рассмеялся старик. — Был бы сейчас хорей, вы у меня быстро бы побежали!

Но вместо хорея в руках у него оказалась короткая толстая палка. Ею Ансем подоткнул со всех сторон похрустывающий на морозе невод, а затем, когда двинулись в путь, подталкивал сзади нарту.

Поверх невода на нарте красовались предназначенные для строганины жирные нельмы.

Дотащить невод до зимовья оказалось не так просто: он то и дело соскальзывал. Приходилось останавливаться и укладывать его снова. Но при первой же кочке невод опять сползал с нарты.

Наконец прибыли.

Карап взялся растапливать печь, Тикун затащил невод в дом и разложил его в теплом углу. Опунь подмел пол.

— Ох и поедим сейчас! — зачмокал губами Ансем. — Где мой нож? Тащи, Опунь, нельму да пожирнее бери!

— А мне кажется, рыба в озере похудела малость, — заметил Тикун. — Все же корма у нее там меньше было, чем в речке.

Нарезая длинными розовыми стружками нельму, Ансем возразил:

— Нет, похудеть она не успела! Мы ее быстро взяли. Глядите, рыбий желудок застывшим жирком, словно снегом облеплен. Упитанная рыбина, в самый раз! Хватайте скорее стружки, ешьте!

Строганина из нельмы таяла во рту. Проголодавшиеся ребята уплетали за обе щеки. Часть рыбы Ансем опустил в котел, стоявший на печке.

— Еще и ухи похлебаем! — сказал он, облизывая пальцы, — Завтра нам много сил нужно.

Морозы забирали все крепче. Холод щучьими зубами покусывал щеки. На пронизывающем северном ветру мерзли пальцы, и ребята то и дело, по примеру бригадира, втягивали руки внутрь малиц. Там можно было сунуть их подмышки и отогреть. Коченели ноги. В броднях работать было уже нельзя — они сильно скользили, а меховые кисы в ледяной каше быстро промокали и совсем не грели. Приходилось время от времени плясать вокруг закраины, чтобы не окоченеть окончательно.

Летевшие от лупахов ледяные брызги окатывали малицы и тут же застывали. Сначала ребята пытались счищать лед с одежды, но потом поняли — усилия их напрасны. Отдираешь, отдираешь коросту, а она тотчас нарастает снова.

Целую неделю работала бригада на озере. Наконец мотня невода стала приходить почти пустой.

— Ну что ж, — подытожил Ансем, — думаю, работа наша к концу подходит. Центнеров двести пятьдесят мы взяли, больше даже. Есть план! Да сверх плана не один лупах наберется!

Всю сложенную на льду рыбу Ансем тщательно укрыл еловым лапником, а сверху еще и снежком присыпал — это, чтобы не заветрила, чтобы не потеряла свои вкусовые качества.

— Вижу, вижу, утомились вы, парни, — сказал Ансем. — Молоды еще для такой работы, ну да ничего, справились. Так Ай-Ване и доложу: ударно школьники потрудились!

«Нечего подчеркивать, что мы школьники, — с обидой подумал Опунь. — Мы, конечно, ходим в седьмой класс, но по возрасту уже не дети. Не наша вина, что школу у нас поздно открыли».

Работу на озере бригада закончила. Оставалось только отправить рыбу в поселок, Нужно было кого-то послать к Ай-Ване: пусть готовит подводы, посылает сюда людей, Они свое дело сделали.

Но Ансем почему-то медлил.

— Чего нам спешить? — отвечал он на нетерпеливые взгляды ребят. — Можно теперь денек-другой и отдохнуть, пожить в свое удовольствие…

Вставали они теперь поздно, весь день топили печку да щелкали кедровые орехи, которые набрали Тикун с Карапом, лакомились строганиной, ухой из карасей — их брали в другом озерке, поменьше, неподалеку от тригонометрической вышки.

Тикун и Карап ходили шишковать, решив запастись орехами на всю зиму. Опунь бродил по тайге с двустволкой, добывая рябчиков, Вечерами Ансем, напившись чаю с рыбной варкой, рассказывал им всякие охотничьи и рыбацкие истории.

— Спешить некуда, — повторял он. — Хорошо! А выловленная рыбка не улетит — она ведь не птица! Думаю, скоро в поселке про нас вспомнят. Кто-нибудь да приедет. Подождем маленько.

Время от времени они наведывались на озеро — посмотреть, не подобралась ли к рыбе жадная росомаха или еще кто-нибудь из лесных жителей. Но пока все было в порядке.

На четвертый день, утром, угревшийся на нарах Опунь, — он еще толком и глаз не продрал, — услыхал вдруг в избушке чей-то незнакомый голос. Выглянув из-под оленьей шкуры, он сразу увидел гостя. Это был мужчина в ладно сшитой неблюевой малице, подпоясанной широким кожаным ремнем, на котором висели богатые украшения: медвежьи и волчьи клыки.