Роман Ругин - Ранний ледостав

— Денек-то какой, а? — начал издалека Мартин.

— Снег… Небольшой ветерок… — вторил ему Курпелак-Ванька. — Тальник шумит. Лось слышать перестает.

— Точно! С подветренной стороны — бери его голыми руками.

— Я вчера сам следы видел.

— Рыбу есть уже невмоготу. Надоела!

— Вот бы лосятинки! Представляю, до чего она сейчас жирная… Вкусная…

У Пиляпа от этих разговоров засосало под ложечкой: что правда, то правда — самый подходящий день тропить лося! Не хотелось только сразу соглашаться с товарищами (такой уж у него характер), чтобы не выдать вспыхнувшую в нем охотничью страсть.

— Я бы сам ружьишко подхватил да пошел, — прижал руку к груди Курпелак-Ванька, — деревяшка проклятая мешает! — и он потряс в воздухе костылем.

— И я пошел бы! — вздохнул Мартин. — Только Ваньке без меня не управиться.

Все это было ясно, как день, но Пиляп для виду еще немножко поупирался, не спеша покуривая свою трубку. И наконец не выдержал, широко улыбнулся:

— Пожалуй, правильно говорите. Пойти, что ли, потаскаться по тайге часок-другой?

— Пойди, пойди, — обрадовались рыбаки. — На вот, поешь как следует.

Перед Пиляпом сразу выросла горка тающей во рту строганины из муксуна, задымилась чашка тетеревиного наваристого бульона. Он не возражал — на охоту надо отправляться сытым: всякое может случиться, иной раз тайга так заведет, так закружит, что и через два дня не выберешься.

Наевшись, Пиляп выглянул на крыльцо. Все еще шел снег — перед глазами словно мельтешила мелкоячеистая сеть. «Надо полегче одеться, — подумал он, — тяжелая одежда быстрее намокнет, и какой тогда из меня охотник?»

Минут через десять, тщательно почистив лыжи, обитые оленьим камусом, сменив малицу и перекинув через плечо двустволку, Пиляп отправился в путь.

Сперва он шел густым кедрачом, затем пересек Карасевое озеро, взобрался на Горелый холм. Местность отсюда открывалась довольно угрюмая — чахлый кустарник, одинокие черные лиственницы с засохшими ветвями, вдали новые холмы, на одном из которых темнел силуэт топографической вышки. Вряд ли тут могло понравиться лосям, если бы не молодой осинник, видневшийся в ближней ложбине…

Пиляп достал походный бинокль, осмотрелся. Сквозь налипающий на стекла снег все же разглядел — или ему почудилось?! — два силуэта.

— Сохатые! — невольно вскрикнул он. — Сохатые!!

Он быстро зарядил ружье пулей и, бесшумно скользя на лыжах, устремился к осиннику. Путь ему преградила протока — видимо, Пор-Ёхан. Сверху он ее не заметил: тонкий еще ледок замело снегом. Похоже, придется идти в обход. Пиляп огорчился — это сильно удлиняло путь.

Время приближалось к полудню.

Ветер усилился, идти по открытой местности было трудно. Но он все же достиг осинника, остановился передохнуть. И тут вдруг с оглушительным треском из близкого уже леска выдрались два больших лося и, срезая копытами тонкие деревца, припустили к видневшемуся у Пор-Ёхана мысу, поросшему редким березняком.

Догнать их теперь невозможно. Кто знает, где они остановятся… Лось может бежать без передыху несколько часов кряду…

— Э, какой из меня лосятник! — посетовал на себя Пиляп. — Староват, видно, стал для такой охоты! Зря взялся!

Он решил отдохнуть и подкрепиться. Смахнул снег с поваленной ураганом лиственницы, достал из походной сумки кусок вареной тетеревятины, краюху хлеба.

Присев, почувствовал усталость. «Это все непогода, — решил Пиляп. — Вон как облака свои подолы распустили!»

Прежде, когда был помоложе, он развел бы большой костер, заночевал бы в тайге, а спозаранку снова побежал преследовать зверя… Теперь силы были уже не те… Придется возвращаться ни с чем…

Он тяжело поднялся с лиственницы и пошел к зимовью, думая о том, что сегодняшняя неудача не обошлась, конечно, без вмешательства недоброго духа, и не иначе как он, Пиляп, в чем-то повинен и терпит за то наказание.

Подумал он и о том, что лосей в осиннике кто-то вспугнул. Волки, наверное.

Быстро темнело, и к охотничьей избушке Пиляп добрался уже в полной мгле.

Мартин и Курпелак-Ванька выскочили ему навстречу.

— Пиляп?! Ну, наконец-то! А мы тут места себе не находим!

Было, конечно, приятно, что напарники беспокоятся, но Пиляп тем не менее удивился: впервой, что ли, он в тайгу ходит? Есть из-за чего волноваться!

Он пожаловался на сумасшедших лосей.

— Как бешеные сорвались — только я их и видел! Не отведать вам нынче лосятины. Может, я еще завтра за ними побегаю?

Но Мартин с Курпелаком ничего не сказали, только озабоченно переглянулись.

— Слушай, а Старик тебе не встречался?

Пиляп засмеялся:

— Кой! В берлоге у него небось теплее, чем в нашей избушке!

Но приятели не оценили шутку. Мартин сказал:

— Он сегодня был здесь, пока мы рыбачили. Под окнами натоптал. Сети трогал.

Пиляп насторожился:

— Когда приходил?

— Днем, перед обедом. Мы как следы увидели — извелись. Думаем: Пиляп-то один, без собаки. Еще немного и пошли бы тебя искать.

— Так вот кто напугал лосей…

Как всегда при упоминании о мойпаре, Пиляп взволновался. Перекинув через поперечный шест малицу — просушить возле печки, достал из кармана трубку: обычно он перед сном не курил.

«Прямо с утра отправлюсь за ним, — решил он. — Далеко не уйдет… Иначе этот Старик натворит беды — рядом-то оленье пастбище…»

— Завтра пойдем его искать, — словно подслушав его мысли, сказал Мартин. — А то он жизни никому не даст!

Утром Курпелак вскочил спозаранку, жарко натопил железную печь. За окном нехотя разгоралась волчья заря [16] Волчья заря — время, когда волк уходит с охоты. .

Курпелак распластал острым ножом четырех икряных карасей и принялся колдовать над ухой, кипятить чай.

Пиляп поспешил к оленям, пригнал упряжку к зимовью. Мартин напоил свою лошадь, снарядил сани.

— Уха готова! — гордо объявил Курпелак-Ванька. — По-моему, ничего получилась — есть можно.

— Сейчас посмотрим, коль обманываешь — берегись… — шутливо пригрозил ему Пиляп.

Мартин достал с полки три миски.

— Четвертую давай! — строго сказал Пиляп.

— Для кого это?

— Для Старика. Пусти-ка, я налью ему ухи! Может, тогда у него злобы поубавится!

Курпелак одобрительно взглянул на Пиляпа, а Мартин, как всегда в таких случаях, рассмеялся: чудят старики, все в сказки верят, что с них возьмешь? Уха и в самом деле удалась — так и светилась янтарным жиром, а хлопья икры таяли на языке.

— Ну, спасибо, Курпелак! Накормил в дорогу. Теперь сиди здесь, жди вестей. — Пиляп первым поднялся из-за стола и взял стоявшее в углу ружье. — Пошли, что ли?

Медвежьи следы отчетливо видны были на свежем снегу: чтобы разглядеть их, не надо было даже слезать с упряжки.