Олег Кириллов - Стремнина

С Куренным у него наладились вполне сносные отношения, хотя несколько раз председатель принимал явно неверные решения. Анатолий каждый раз мучился проблемой, как себя вести в этом положении, потом отходил, утешая себя, что главный инженер он молодой, а председатель в этом колхозе уже зубы съел. Довод был не из самых убедительных, но помогал. К этому времени он усвоил уже нехитрую тактику Куренного: если тяжко складывались хозяйственные дела — не бросаться в панику, не рвать жилы. Делу все одно не поможешь, потому что оно зависит, в основном, от природы, а вот что колхоз спасут — в том сомнения не было. С такими землями, как здесь, много не нахозяйствуешь. Старался не задумываться над смыслом этой нехитрой тактики, выслушивая председательские рыдания на районном хозяйственном активе, где Куренной подавал все в самых мрачных тонах, заранее настраивая начальство на плохой исход нынешнего года. Через день приехал секретарь райкома, и председатель повез его на самые тяжкие участки, где пересевали озимые и где пшеница навряд ли вытягивала больше, чем по тринадцать центнеров. На бугре Куренной выхватывал из багажника газика лопату и копал по склону до десятка ямок в разных местах. На глубине двадцати сантиметров, это уже знал Анатолий, выворачивался из-под чернозема яркий белый песок, какой и на пляже речном не очень часто встретишь, и это было самым убедительным доводом, потому что секретарь райкома был человек новый и важно было в самом начале настроить его определенным образом. Наблюдая с машинного двора за маневрами председательского газика, Кулешов понимал, что Куренной играет в не совсем хорошую игру, но осудить его не мог. Теперь, после нескольких месяцев пребывания в колхозе, Анатолий увидел в поступках Куренного выработанную горьким опытом предшественников линию поведения, когда важно было в любой момент иметь набор доводов в свою защиту, потому что хозяйственный успех зависел от слишком многих факторов, в числе которых были и совсем незначительные на первый взгляд вещи: хворает свекловичница во время прополки, а кто вытянет ее три гектара? Это ж не простое дело. Или вдруг навострится иная бабенка в гости к сестре в дальние края? Председателю ведь и разговора с ней нет. Как что — так заявление на стол. Уборщицей в город пойдет, на семьдесят рублей, а тут триста оставляет. Вот и маракуй, как себя вести.

Рокотова Анатолий заметил сразу же после начала работы. Он уже знал, что в любом коллективе всегда есть человек, который является его душой, а может быть, и совестью. Хмурый, чуть рябоватый, невысокого роста, Рокотов не спешил ответить, когда его о чем-либо спрашивали. Помолчит с полминуты, выдержит паузу, а уж потом скажет коротко и безапелляционно. Поначалу он показался Анатолию мужичком себе на уме, который никогда и нигде выгоду свою не упустит, но потом отбросил это представление как неверное. Чем-то был похож этот человек на памятного Анатолию покойного Василь Василича Ряднова, может быть, своей яростной неудержимой жаждой всеобщей справедливости. Были, правда, и отличия. Рокотов всегда держался в тени, не лез с суждениями, не обличал виновных. Только поглядывал недобро. Но уж коль виновному доводилось что-то спросить его, тут уж Николай Алексеевич выкладывал все.

Однажды Анатолий застал Рокотова у бульдозера Сучкова, закадычного рокотовского приятеля. Николай Алексеевич лежал под машиной, а Сучков подавал ему инструменты.

— Что там у вас? — Кулешов присел перед гусеницей, пытаясь разглядеть, чем занимается Рокотов. Тот медленно вылез из-под машины, сунул ключи Сучкову:

— Поездишь еще, только про масло не забывай. — Повернулся к инженеру: — А сказать я что хотел, Анатолий Андреевич, пора бы хлопотать про новые машины.

— Говорил я председателю.

— То-то, что говорили. Все у нас на проволочках. Вот, помню, раньше эмтээсы были. Так там же технику содержали. Там кого попало за руль не сажали. Председателю давали десять тракторов на две недели, так он знал, что больше техника у него не будет ни дня, и старался его, этот трактор, использовать с нагрузкой. Потому что больше ему техники не видать. А теперь вот «Кировец» семисотсильный с тележкой силос возит. Да это ж что из золота сапоги шить. Он горючего нажжет в десять раз больше, чем стоит силос. Ему бы десять плугов тащить, а не тележку. Вот куда мы миллионы загоняем. Тут эмтээсы и вспомнишь.

Было все это неожиданно для Кулешова, и он поначалу даже не нашелся что ответить. Только пробормотал:

— Вы же член правления, Николай Алексеевич… Сказали бы.

Рокотов махнул рукой и пошел к раздевалке, а Сучков доверительно сказал инженеру:

— Да говорил он… На собраниях и вообще… Грозились всё исправить, да только назавтра опять… Брехня одна получается. Сами ж знаете, на тракторах и за выпивкой ездют, а кто и по девкам. Какой уж тут моторесурс… Вот зимой поглядите, что вытворять будут. Меня на бульдозере навоз на поля возить заставляли. Это ж каку голову иметь надо? А-а-а…

Иногда Анатолий чувствовал свое бессилие. Поднял бумаги, дневные наряды за прошлую зиму. И по всему выходило, что иного выхода, как возить навоз на бульдозере, в те дни не было. В ремонте десять тракторов. Всех лошадей мобилизовали. Объявили два воскресника по вывозу навоза на поля. Верно, нельзя с одной тележкой гонять на поля «Кировец», но что сделаешь? Нужно в хозяйстве сорок тракторов, а их пятнадцать. Ну кто виноват, что колхоз живет в кредит? Что в долгах как в шелках?

А может быть, и есть чья-то вина? Кто-то же приучал людей к этому. Кто-то нащупал удачную отдушину: не оставят без поддержки, дадут и семена, и технику. Все равно дадут. И люди привыкли: неужто двадцать процветающих хозяйств района не продержат на себе двух-трех неудачников? Продержат, спасут, государство кредитами наделит. И так годами, десятилетиями. А если прикинуть по всей стране? Неужто ж только в Лесном такие хитрецы? Небось и в других местах водятся?

А в общем, жизненный поворот, приведший его в Лесное, считал он благоприятным. Здесь можно было увидеть результаты своего труда, а что еще нужно человеку, если у него профессия, которая нравится. Если еще не знаешь, до каких пределов простираются твои возможности? Васька целыми днями гоняет босиком по сельской улице, перезнакомился с ребятней. Люда обживает дом. Первый дом в их жизни. Можно бы и сказать, что счастливы. И как приятно вот так идти к своему дому, зная, что тебя ждут, что Васька кинется навстречу с веселым визгом и можно будет зарыться лицом в его пахнущую ветром белобрысую шевелюру.

Калитка скрипучая. Надо бы поглядеть, а то даже неудобно. При первой же оказии займется. Вот сейчас поужинает и глянет, что там так скрипит. Может, маслицем смазать и делу конец? Васька возится в углу двора со щенком, подаренным соседкой: знатный будет пес, уже сейчас уши торчком стоят. Парень три ночи как следует не спит, все беспокоится за свою животину. А пусть, добрее к людям будет. В детстве Анатолию тоже довелось держать собаку, и до сих пор помнит он тот день, когда в очередной приезд Родиона к отцу тихая и безответная Мирта вцепилась ему в штанину. Родион даже чемодан уронил, а потом ощерил мелкие черноватые зубы, схватил полено и ударил собачонку по голове. Сколько слез пролил Толька тогда над бездыханным телом своего лохматого друга. А в доме никто ничего не сказал Родиону, только отец осмелился пробормотать: «Зачем же так?» Родион не ответил и лишь после многозначительной паузы выдавил из себя: