Вячеслав Ковалевский - Брат и сестра

В это время к ним быстро подошла Ната Беликова и сказала:

— Вера Сергеевна ругается! Почему вы отстаете?

Не обращая никакого внимания на ее слова и считая свой разговор с Зоей законченным, Шура подошел вплотную к картине Сурикова. Ему хотелось понять, как удалось художнику, не прибегая к кропотливым подробностям, при помощи одного лишь непринужденного, свободного движения кистью, одним мазком достигнуть самой высокой, какая только мыслима, правды в изображении человеческого характера?

Зоя хотела скорей подойти к Вере Сергеевне, извиниться перед ней. Но надо было привести с собой и Шуру. Хорошо зная, что теперь, когда он поглощен своими наблюдениями, слова не могут иметь на него никакого действия, Зоя взяла его за руку и осторожно потянула за собой. И вот Шура, с независимым видом ходивший по всей галерее, как ему вздумается, не особенно считавшийся с тем, мешает ли он кому-нибудь или нет, вдруг вспыхнул от прикосновения сестры, как маленький, вырвал руку и резко сказал:

— Отстань!

Он оглянулся на окружающих, боясь, как бы посторонние не заметили, что он младше Зои.

Из Третьяковской галереи вышли уставшие, но довольные и настолько взбудораженные неулегшимися еще впечатлениями, что почти никому не хотелось возвращаться домой.

Обычно в Тимирязевский район возвращались на автобусе. Но сегодня Зое захотелось изменить маршрут: пройти пешком через Каменный мост, и уже где-нибудь в центре спуститься в метро. Вера Сергеевна не протестовала.

Вместе с Зоей отправились пешком Лиза Пчельникова, Димочка Кутырин, Симонов, брат Шура и ввязалась еще Ната Беликова.

На распутье, у ворот Третьяковской галереи, замялись на месте, задержались Коркин и Ярослав Хромов: и тот и другой, — но каждый для себя, конечно, отдельно, — не могли решить: идти ли им с Верой Сергеевной направо или же налево, к Каменному мосту, куда пошли Зоя и Шура с товарищами.

Ярослав боялся быть навязчивым, о том же думал и Коля Коркин. Неожиданно Зоя обернулась и крикнула издали:

— Коркин, ты, само собой разумеется, с нами?

— С вами! — сказал он очень решительно, как будто перед этим у него не было никаких колебаний.

Ярослава больно задело то, что Зоя опять сделала вид, что его не существует. Однако он решил идти тоже в эту сторону. Ярослав сказал самому себе: «Каменный мост построен не для одних только комсомольцев!»

Ната Беликова осталась верна себе. Пройдя вместе с Зоей и Лизой по Лаврушинскому переулку метров двести, она вдруг вскрикнула:

— Ой, девочки! — хотя в эту сторону пошло больше мальчиков, чем девочек. — Ой, девочки, что же я делаю? Ведь мои деньги на обратную дорогу остались у Люси Уткиной.

Все засмеялись. А Петя Симонов сказал ей вдогонку то, что он всегда о ней говорил: «И нашим, и вашим!»

Небо над Москвой оставалось все такое же чистое, удивительно прозрачное после вчерашнего дождя, смывшего пыль и вдоволь напоившего молодую зелень в садах, в парках и на бульварах. За весь день по небу так и не прошло ни единого облака, хотя до вечера оставалось уже совсем недалеко: золоченая стрелка на черном диске часов Спасской башни, сползая по кругу, уже почти подошла к пяти.

По дороге на Каменный мост поднялся спор: Кутырин и Симонов не верили Зое, что на мосту есть такая точка, откуда одновременно видны все пять кремлевских звезд на пяти башнях: на Спасской башне, на Никольской, на Троицкой, на Боровицкой и на Водовзводной.

— Не может быть! — упорно твердил Димочка. — Или дворец заслоняет хоть одну башню, или Оружейная палата.

— Соборы тоже заслоняют, — добавил Петя.

Но когда они поднялись на мост и дошли до его середины, перед ними открылась такая торжественная и величественная картина Московского Кремля, которая заставляет человека забывать все на свете. Забыли и они надолго о своем споре. Молча стояли, облокотившись на чугунные узорные перила моста, и смотрели прямо перед собой. Каждый думал об одном и том же: «Здесь жил, здесь работал Владимир Ильич Ленин».

Сзади них по широкому мосту в обе стороны проносились автомобили, шли троллейбусы с шипящим звуком скользящих по проводам токоснимателей. Но они ничего не слышали и не замечали. Все прохожие тоже смотрели туда, на Кремлевский холм. Многие останавливались рядом со школьниками, но тоже не замечая их.

Первым нарушил молчание Димочка Кутырин. Он сказал одно только слово:

— Здо́рово!

Зоя вспоминала, как первый раз привел ее сюда отец. Он держал ее и Шуру за руки. С тех пор, когда бы они ни проходили по Каменному мосту, она всегда вспоминала две строчки из стихотворения, которое тогда прочитал отец:

Шура взглянул на Зою. Может быть, он тоже вспомнил тот далекий день, когда они стояли здесь с отцом, взявшись все трое за руки?

Первый на мосту заговорил Кутырин.

— Зойка, конечно, опять права! — сказал он, пересчитывая кремлевские звезды.

В самом деле, вершины всех пяти башен были хорошо видны вместе с их звездами. Зоя давно это знала. Дядя Сережа жил на Полянке, и Зоя часто проходила по Каменному мосту. Это был редкий случай, когда обо всем осведомленный Димочка Кутырин дал маху.

— Эти звезды видны не только с моста — они видны со всех точек земного шара! — проговорила Лиза Пчельникова как о чем-то совершенно обыкновенном.

— Ой, как это верно! — сказала Зоя. — Я только что подумала то же самое.

Ярослав оглянулся на Зою. Когда Зоя вот так смотрела прямо на Кремль, ветер отбрасывал волосы назад, и тогда вся ее собранная, литая фигурка порывисто устремлялась вперед, точно Зоя приготовилась к прыжку. Ей приходилось щурить от ветра глаза, и от этого лицо ее становилось суровее и сама она казалась взрослее своих семнадцати лет.

Но стоило Зое хоть немного повернуть голову к своим товарищам, направо или налево, ветер тотчас же по-озорному мял и спутывал ее волосы. Сначала Зоя пыталась укладывать их на место, потом это ей надоело, она бросила их на произвол и теперь совсем стала похожа на своих одноклассников-мальчиков, у которых ветер тоже давно уже все перепутал на голове, не оставил никакого следа от прически.

Ветер поднимал темно-голубую, почти синюю рябь, гладил Москву-реку против течения.

Лиза Пчельникова сказала:

— Зоя, попробуй закрыть глаза и представить себе, что было на Кремлевском холме семьсот лет назад. Я совершенно отчетливо вижу бор с огромными соснами…

— Вместо того чтобы закрывать глаза, — сказал Шура Космодемьянский, — лучше пойди в музей истории Москвы и открой свои глазки пошире. Москву древнюю очень хорошо изобразил художник Аполлинарий Васнецов, брат того Виктора Васнецова, который написал «Трех богатырей». В музее истории Москвы много произведений Аполлинария Васнецова.