Вячеслав Ковалевский - Брат и сестра

В первый момент после изречения Шуры никто ничего не понял, кроме Зои, знавшей мысли брата. Все молчали. Первым заговорил Димочка Кутырин:

— Видали такого паникера?! Интересно знать, в каких инкубаторах выращивают такое золото?

Потом высказал свое мнение Симонов:

— Гитлер обожрался тем, что он уже успел захватить, — больше ему ничего не нужно.

Зоя сказала:

— Войны не может быть! Во всяком случае, этим летом войны не будет.

Петя пожал плечами:

— А если война, — в чем дело? Пойдем добровольцами в Красную Армию, — о чем разговаривать?

Кремль стоял уже совершенно иной, чем в ту минуту, когда они только что взошли на мост. Близился вечер, свет изменился. Шура Космодемьянский, с досадой чувствуя по общему настроению, что сейчас надо будет уходить домой, опять вернулся к своему восприятию Кремля глазами художника. Расцветка стала глубже, богаче и сложнее, хотя внешне казалось, что для художника задача облегчена тем, что все детали сейчас, более чем прежде, были объединены в единое целое оранжево-розовым колоритом, который в одинаковой мере присутствовал сейчас и в самых ярких местах пейзажа, таких, как блеск червонного золота на куполах соборов и на звездах башен, и в то же время в темных проемах колокольни Ивана Великого, где висели почерневшие колокола; эта же оранжево-розовая вечерняя поволока, как прозрачная краска, легла и поверх кремлевских стен, сложенных из кирпича древнего обжига, более темного, чем современный. Но было бы непростительной слепотой за единством колорита не видеть бесконечного разнообразия цвета.

Пора было идти домой.

Зоя немного задержалась, постояла на мосту одна, ей тоже было жаль уходить отсюда. Ах, если бы можно было сейчас громко запеть! Но нет, разве это возможно? Петь здесь было бы слишком нескромно, дико даже.

Нет, это не то. Вот если бы сейчас можно было совершить что-то необыкновенное, крайне необходимое всем людям, совершить какой-то подвиг, даже если бы для этого потребовалось отдать свою жизнь… Вот здесь! Где начинаются все пути-дороги твоей родины. Ах, какое бы это было счастье!

Давно уже отцвели молодые вишенки, посаженные в прошлом году вдоль ограды школьного сада, зацвел шиповник; гибридная пшеница на опытной грядке Пети Симонова поднялась сантиметров на тридцать.

А «дерево дружбы» — молоденькая липка, ее вволю поливал Петя, — так густо оделась листвой, что в солнечный день в ее тени могли укрыться все ее друзья, даровавшие ей жизнь в школьном саду, если бы они теснее сели под нею в кружок.

Сколько было волнений перед экзаменами в девятом «А» и во всей школе, сколько страхов! И вот наступил день, когда экзаменационная лихорадка уже больше никого не трясла, температура стала нормальной, пора испытаний оказалась уже далеко, далеко позади, хотя прошло всего только два дня с той минуты, когда в ведомость каждого ученика была вписана отметка за последний экзамен.

Никто не остался на второй год. Петя Симонов и Ярослав Хромов по русскому письменному получили по четверке; одной только Нате Беликовой осенью предстояла переэкзаменовка по физике; Косачева, с которой занимался Ярослав, решила задачу на пятерку, — привыкнув поливать слезами любую обиду и неудачу, она разревелась на этот раз и от радости.

У Зои все время было такое ощущение, как будто произошло нечто гораздо более важное, чем просто окончание девятого класса и переход в следующий. Весна была полна событий и борьбы. Усилия комсомольцев не пропали даром: класс стал дружнее.

А впереди, казалось, предстояло радостное лето, полное тайн и загадок и, может быть, даже открытий…

Начиналось лето 1941 года.

Решили действовать так: 21 июня обязательно побывать на выпускном вечере десятых классов, обязательно! Зоя сказала по этому поводу: «Не мешает и нам посмотреть, как это делается, ведь через год мы тоже будем прощаться со школой!»

Затем надо отпраздновать всем классом и свой переход из девятого в десятый. Лучше всего это сделать под Звенигородом, куда давно уже обещал съездить с ними на экскурсию Иван Алексеевич Язев.

А потом… дух захватывает, как только подумаешь об этом: путешествие в лодке по Москве-реке, по Оке и Волге!

Мальчики не переставали готовиться к этому путешествию. Димочка собрал наконец мотор с помощью Шуры. Петя почти не отходил от них, присутствуя в роли болельщика. Тут же, в сарайчике, опробовали мотор: он работал два часа без всяких перебоев. Оставалось испытать его на воде. Мотор снова разобрали, с тем чтобы 22-го, после выпускного вечера десятиклассников, отвезти его в Коломну и подвесить там уже прямо на лодку. Шура уговаривал Димочку и Петю «плюнуть на танцульку» и отправиться в Коломну 21-го, чтобы не терять ни одного дня. Однако Димочка был далеко не прочь потанцевать и повеселиться вместе со всеми. А Симонов, хотя и не умел танцевать, тоже хотел провести прощальный, перед каникулами, вечер вместе со всеми одноклассниками.

Готовились к путешествию по Волге также и Ярослав Хромов и Коркин. Они вместе записались в Ленинскую библиотеку и ездили туда каждый день: Коркин собирал материал для составления маршрута, делал выписки из истории поволжских городов, а Ярослав интересовался геологией Волги.

Накануне Зоя вместе с Ириной Лесняк и Лизой Пчельниковой поехали в центр покупать платье. Первый раз в жизни Зоя сама покупала себе платье. Она волновалась и хотела отложить до выходного, тогда бы ей помогла выбрать платье мать. Но против этого запротестовали все — Ирина и Лиза, а главное брат Шура. Он сказал, что это юродство — откладывать покупку, если можно купить теперь же и пойти на вечер десятиклассников уже в новом платье.

Зоя никого не послушала бы и дождалась матери, но не хотелось огорчать Шуру. Дело в том, что ведь это Шура подарил ей деньги на покупку платья, — он сдержал-таки свое слово и заработал, потрудившись над чертежами.

С деньгами была целая история. Шура постеснялся сам отдать их Зое и попросил, чтобы это сделала мать, когда он выйдет из дома. А Зоя сначала ни за что не хотела принять такой большой подарок. Когда мать сказала, что Шура хочет, чтобы на первый его заработок сестра купила себе платье, Зоя быстро отвернулась к окну — она хотела скрыть волнение и, только искусав губы, смогла совладать с собой и не расплакаться. Ее охватила гордость за брата: его называют «ведмедь», отвечая урок, он мямлит от смущения что-то себе под нос и потеет у доски так, что даже рубашка на плечах становится мокрой, а вот кто в классе уже самостоятельно заработал и принес в семью весь первый заработок?!

Зоя отказывалась тратить деньги на себя. Сначала она настаивала, чтобы были куплены ботинки матери, а когда та не согласилась, предлагала отремонтировать комнату — оклеить ее, побелить потолок, выкрасить эмалевой краской окно и дверь и купить ковровую дорожку на пол. Когда возвратился Шура, ей пришлось согласиться.