Юрий Мамакин - Адрес личного счастья

Федор мужик вообще-то хваткий, работящий, его ценят в совхозе, он плотник. Но вот такое тяжелое его сопротивление моей рыбалке я преодолеть никак не мог. Один раз у меня даже вырвался монолог о красоте восхода на речке, где и мелькнуло слово «поэзия».

— Стихи, что ли? — так подозрительно спросил Федор, что опять же срубил меня под корень.

Так неужели ж, думал я тогда, стоит терпеть все эти извечные проклятья города: его удушье, его перенаселенность… да мало ли там каких бед… чтоб, только вырвавшись раз в году к воде и одиночеству, почувствовать… поэзию природы, ее гармонию и величие?..

А как прекрасен этот идиллический сельский магазинчик «Продукты», где так замечательно обслуживает Маринка, королева сервиса.

Невольно припомнилось, как накануне мы с Игорем зашли в наш гастроном за сигаретами. Продавщицы, конечно, нет, а впереди нас такой вертлявый, невысокого росточка старичок все заглядывает за прилавок и нетерпеливо повторяет: «Ну где же она есть? Черт возьми, ну куда она могла подеваться?..» Он ни к кому, собственно, не обращался. Но бормотал это все непрерывно, хотя сразу было понятно, что продавщица под прилавком спрятаться не могла, она просто отлучилась по делам там или еще как, неважно. Может же человек отлучиться?.. Или он автомат?

Игорь тронул незадачливого старичка за плечо и безобидно произнес, чтоб только успокоить его:

— Ну нет ее. Куда-то вышла! Вы что, очень торопитесь?..

Тот испуганно оглянулся и виновато переспросил:

— Я? Тороплюсь?.. — Но тут же и возмутился: — Да с чего вы взяли? Абсолютно я никуда не тороплюсь, даже наоборот — времени у меня вагон, не знаю вот даже, чем заняться, потому и… — он энергично развел руками.

— Ну так и все нормально! — подбодрил его Игорь. — Сейчас продавщица придет, не умерла ж она там.

Но как раз в этот момент продавщица и появилась, величественно выплыв из кабинета завмага. Видимо, она уже давно освоилась в городе, почему и была так спокойна, а от сознания своей многолетней власти над массой покупателей — даже и снисходительна. Ей достаточно было одного только взгляда нашего старичка, чтоб сразу все и понять. Она даже руками всплеснула:

— Ну так и знала! Чего ж это, думаю, шум? Только на пять минут отошла! — И, прямо указав на нас с Игорем, резко возвысила голос: — Ну вот же стоят нормальные мужчины, спокойно себе ждут, а этот… — Она в изнеможении подкатила глаза. — Ну чего тебе, чего тебе надо, говори уже, говори!

Старичок с удивлением взглянул на нас как на эталон «нормальных мужчин», а я увидел теперь, что он вовсе и не старичок. Просто он из той породы людей, которые кажутся старше своих лет лишь потому, что любят отстаивать свое «из принципа». Но, может, и лысина тут имела значение. Однако, присмотревшись, я узнал этого человека. Он-то и прежде казался мне подозрительно знакомым. Да! Это был как раз тот старичок, буду уже так его называть, который когда-то упрекал меня в излишнем критиканстве на остановке автобуса, где мне не понравилась категорическая надпись на плакате. Только тогда он был в пальто и шляпе, а теперь вот в костюме и с лысиной.

Человечек между тем отвернулся от нас, вздернул маленькую свою головку и тут же на глазах словно бы превратился в Наполеона перед сражением.

— Мне, значит, так… — Он небрежно бросил на тарелочку для денег пять рублей, но вдруг сильно дернул другой рукой, где была у него отсчитана мелочь, которая звонко рассыпалась по прилавку, а несколько монет упали вниз, как раз в ящички, где продавщица держала деньги — отдельно крупные, отдельно мелочь по достоинству: медяки, серебро и т. д.

— Ну? — спокойно-зловеще спросила продавщица и выразительно посмотрела на нас с Игорем, предположив: — Сейчас скажет, что у него там было девяносто копеек! А как я теперь проверю?

— Не девяносто! — резко возразил покупатель. — Совсем не девяносто, а ровно семьдесят. Как раз чтоб без сдачи! То есть чтоб рубль было сдачи — ровно. Между прочим, вот тут лежит пятьдесят шесть, значит, вам туда упало как раз, значит, четырнадцать копеек. Товарищи могут подтвердить! — Он взглянул на нас, наверное, даже слишком остро, почему я от неуверенности сразу кивнул ему, еще не сообразив, что к чему, но Игорь тут же положил пятнадцать копеек на прилавок и решительно заявил:

— Давайте отпускайте. Не о чем спорить. Время дороже.

Но человек тут же отстранился и, решительно отодвинув его пятнадцать копеек, гневно ответил:

— Подачек не надо! Зачем вы так… унижаете меня? У меня что… достоинства нет?.. А у вас, извините, оно есть?.. Я как раз дал мелочь, чтоб мне был рубль сдачи. Чтоб как раз время и сэкономить.

— На, иди!

Продавщица поставила ему бутылку и положила рубль сдачи. Но покупатель только глянул на бумажку, Как тут же с каменным спокойствием произнес:

— Этот рубль я не возьму. Он порван, и у меня его не примут. — Для наглядности покупатель поднял бумажку за краешек, как раз так, чтоб было видно, что он действительно надорван. — У меня его просто не возьмут, и все! — Демонстративно и брезгливо он положил рубль обратно.

Очередь собралась сзади уже человек шесть или даже восемь, стала проявлять нетерпение.

— Да отпускайте уже! Сколько можно стоять? Если с каждым разговаривать, так тут и магазин закроется! — раздались голоса.

Продавщица ответила сразу всем:

— А что я могу сделать, если вот он такой, а?.. Что это не деньги, да?.. У всех примут, а у него, видите ли, не примут!

Ворчание усилилось, где-то, чувствовалось, закипает уже серьезный людской гнев, что мгновенно продавщица оценила и, бросив на тарелочку на сей раз металлический рубль, гневно провозгласила:

— Вот сразу видно, что такой ты и есть человек, что у тебя не примут! Так тебе и надо!

Старичок взъерошился, сделал даже несколько коротких вдохов, не в силах продохнуть от негодования, затем вымолвил:

— Да откуда… да откуда вам знать, какой я человек… — Он взял рубль, и вдруг у него просто вырвалось, видимо от отчаяния, а получилось — как бы даже с юмором: — Да, может, я еще в сто раз хуже… чем вы думаете!..

И с достоинством он удалился, унося законную свою добычу и рубль.

Вот вам и город!.. Тут, ей-богу, и ума не приложишь: ну чем же он привлекает?

Разумеется, сельская идиллия да романтические пейзажи — не главные приметы сегодняшнего дня, но замечу здесь же, что и закатные краски не оставят тебя равнодушным, и уж непременно снизойдет этакая блаженная грусть на душу, особенно когда солнце садится в тучу, предвещая ночной дождь. И повернется внутри тебя этакая сладкая боль, где-то там что-то дрогнет, толкнется вдруг в каких-то самых тайных глубинах твоего «эго» или там «суперэго» (как психологи его называют?!), возникают, значит, будто сами собой, тихие, но очень коварные строчки, поскольку они еще никогда и никем не были написаны. Например, такие: «Наконец вам сегодня признаюсь, а то мне ведь все недосуг…»