Илья Миксон - Святое дело

Краснов вспомнил Журавлева. Генерал тогда не ошибся: «Больше на одного хорошего офицера в артиллерии будет».

— Совершенно верно! Вот из таких сержантов и следует комплектовать военные училища.

В дверь постучали. Галина пошла открывать.

— Еле нашла вас!

В комнату вошла Надя. Краснов встал и неловко поклонился.

— Добрый вечер. Вот книга, что я обещала.

— Спасибо! Проходите, пожалуйста, садитесь. Сейчас чай пить будем.

Краснов уже не сердился на Надю. После долгого раздумья пришел к выводу: ни злиться, ни избегать ее у него нет никаких оснований. В самом деле, какое он имел к Наде отношение? Чем они были связаны: словом? дружбой? любовью? Ни то, ни другое, ни третье. Он уже не боялся встретиться с ней взглядом на лекциях, не убегал от нее, завидя издали. А Надя, Надежда Семеновна, ничем не отличала его от других слушателей. И все же ее равнодушие больно задевало его. И вдруг:

— Почему вы никогда не заходите к нам? Дедушка много раз спрашивал. Проведали бы старика.

От неожиданного приглашения замерло сердце.

— Спасибо. Я постараюсь…

Краснов отошел к маленькой Леночке, ища защиту от своей ненавистной застенчивости.

Девочка сидела на плетеном стульчике, единственной вещи, которую возили с собой Фроловы из мебели, и смотрела в раскрытую на коленях книжку.

— Интересная? — спросил, опускаясь на корточки.

— Очень. Почитать вам? — И она охотно залепетала, для виду быстро водя пальчиком по странице: — Кулочки, собачки! Бегают, иглают! Белочка на елке! Шишки собилает.

— Дальше, дальше, — заулыбался Краснов. — Вы только послушайте. Ваша дочь уже стихи сочиняет!

— Болтает!

— Да нет же!

Глядя на его наивную восторженность, Надя подумала: «Хорошая у него душа».

— Да нет же! Немного смысла, немного рифмы, в общем, что-то есть!

— Как у некоторых поэтов! — усмехнулся Фролов. — А поэзия, как и служба в армии, для одного — искусство, для другого — ремесло, для третьего — средство существования. В сорок седьмом к нам в бригаду…

— Коля, неужели у тебя нет других воспоминаний, кроме армейских?

— Есть! Школьные!

— Вы прямо из школы пошли в армию? — спросила Надя.

— Нет, не прямо, через военкомат.

— Товарищи! — взмолилась Галина. — Давайте условимся: не говорить сегодня больше на военные темы. Только и слышишь: «У нас в бригаде», «Помню, под Смоленском», «Он первоклассный стрелок», «Тактика для него тайга дремучая!».

— Все! Условились, — послушно согласился Фролов. — Павел, найдите, пожалуйста, какую-нибудь штатскую музыку. — Он взглянул на лампочку: — Свет будто ничего. Все никак не соберусь автотрансформатор намотать.

За чаем разговор шел оживленный и, как водится, обо всем на свете.

Вспомнили недавний концерт в полковом клубе. Краснов, сидевший рядом со старшиной Нестеровым, заметил, какими недовольными глазами тот смотрел на артистов, и после концерта спросил:

«Не понравилось?»

«Почему? — удивился старшина. — Хорошие номера. Одно мне не понравилось: чего эти артисты пиджаки свои на одну пуговицу застегивают?»

«Мода, очевидно».

«Мода! Расхлябанность это, а не мода, товарищ лейтенант, — возмущенно сказал старшина. — Не на ярмарке, в полковом клубе выступают. Понимать надо!»

Рассказ Краснова вызвал смех.

— Ничего, — сказал Фролов, вытирая набежавшие слезы. — Старшине не так часто приходится нервничать из-за артистов. Редкие они у нас гости.

— Знаете, — сказала Галина. — Я много раз думала: почему бы не заснять спектакли, оперы, балеты. Или выставки! Сто лет назад передвижники привозили свои картины в далекие города и села на лошадях. А сейчас, в век реактивной авиации и атомной энергии, когда есть и курьерские поезда, и транспортные самолеты, лучшие картины везут только в Москву. Почему не воскресить замечательные традиции передвижников?

— Не кричи на меня, Галочка. Я согласен. Завтра же отдам приказание.

— Ты все смеешься, а я серьезно говорю.

— Ну, хорошо, — примирительно сказал Фролов. — Напишу в «Правду».

— Напишите тогда и о заколдованном кинокруге, — сказал Краснов. — «Юность Максима», «Волга-Волга», «Три танкиста».

— У нас на Курилах, — Фролов заранее засмеялся, — шесть раз крутили «Чапаева». Солдаты шутили: «Пошли, может, Бабочкин уже научился плавать!»

— Вы и на Курильских островах жили? — спросила Надя.

— И на Курилах, и в Корее — везде пришлось побывать.

— Как это интересно!

Фролов улыбнулся своей доброй, открытой улыбкой.

— Милая Надежда Семеновна, поверьте, что это не так интересно, как вам кажется. Солдат — не турист.

— Я понимаю, но жизнь офицера полна романтики новых мест, свежих впечатлений.

— Да, офицеры — кочевой народ.

— Прибиваешь к стене умывальник и думаешь: «Не трудно ли будет вытащить гвоздь?» — поддержала Галина.

Краснов вспомнил одну из песенок Ярцева:

— Нет, — сказала Галина, — это не поэзия. Помнишь, Коля, когда мы ехали из Владивостока, ты обратил внимание на березу. Она росла прямо из скалы, нависшей над поездом. Круглая голая скала, где, кажется, и зацепиться не за что. И вдруг — березка, живая, кудрявая и ствол будто в горностаевой мантии: белый, с черными хвостиками. А вокруг корневища венок из зеленой травы. Я еще подумала тогда: вот так и мы. Где только не приходится жить: в городах и селах, и в старых крепостях над облаками, и среди моря на островах, и даже там, где на первый взгляд немыслимо жить. А вот прикажут — и пустишь корни, как эта береза в скале. И трава вокруг тебя вырастет.

— Я с вами не совсем согласна, — мягко заспорила Надя. — Почему вы так выделяете семьи офицеров? Чем отличаются от них полярники, геологи, строители? Та же вечная смена местожительства.

— У большинства из них есть где-то постоянная база, свой дом, квартира, куда они возвращаются из своих временных жилищ, а у нас, военных, нет ничего, кроме чемоданов и узлов. Офицер как улитка: весь дом при нем. Уходит офицер в отставку и сам не знает: куда ехать, где начинать новую жизнь?..

— Многие и на месте остаются, — сказал Фролов. — Но, Галочка, ведь мы условились не говорить на армейские темы.

— Как же не говорить об этом! — воскликнула, но тут же рассмеялась: — Первым нарушает закон тот, кто его устанавливает для других.

…Небо было густо набито звездами, заснеженная дорога тускло светилась между домами. Местами дорогу пересекали светлые прямоугольники, падавшие из освещенных окон. Краснову хотелось поговорить с Надей, но не знал, с чего начать: опять сковала застенчивость. Надя тоже молчала. Они шли на отдалении друг от друга. Надя оступилась и чуть не упала. Краснов вовремя подхватил ее под руку. Она удержала его.