Илья Миксон - Святое дело

— Пойми, Ниночка. Ведь у тебя на плечах наше маленькое хозяйство. — И привлек ее к себе.

— Как же другие женщины? — спросила она, прижимаясь. — Детей имеют и работают.

— Ну, смотри сама. Мне, в конце концов, все равно!

Нина отстранилась от мужа. На глазах выступили слезы.

— Сережа, Сережа… Тебе все равно?! Но мне-то… Я не могу так жить. Я чувствую, что качусь куда-то все ниже и ниже. Раньше меня радовала моя комната, наша комната. Я вышивала салфетку и думала, что тебе будет приятно приходить в уютную квартиру. Мудрила над обедами, чтобы повкуснее накормить тебя. Но я, видимо, ошибалась, обманывала себя. Тебя ничто не трогает, ничто не интересует. Тебе все равно!

— Ниночка, разве я враг тебе? — сказал он обиженно.

Низко над землей стремительно неслись изорванные облака. В прогалинах мелькали куски звездного неба. В бледно-желтом пятне, окруженном расплывчатым радужным ореолом, угадывалась луна. Порывистый ветер гнал поземку, тревожно завывал в проводах. Колпак фонаря раскачивался, и большой светлый круг метался во все стороны, выхватывая из темноты то кусок ограды, то штабель ящиков, закрытых брезентом, то прислонившегося к дощатой стене хранилища закутанного в тулуп часового. Прищурив глаза, Рябов следил за мелькающим световым кругом. Заступив на пост, никак не мог согреться после недавнего короткого сна. Теперь он нашел покойную, удобную позу и боялся пошевелиться.

Рябов всматривался в темноту, но ничего там не видел, и мысли его незаметно обратились к дому. Если бы отец не ушел с флота, родные жили бы совсем близко… А сейчас домой не так просто доехать… Как бы хорошо зайти сейчас, вдруг, в свой дом. Вот был бы переполох! Олегу сегодня девятнадцать лет. Завтра, наверное, принесут поздравительные телеграммы.

Да, хорошо бы получить отпуск…

Рябов выпрямился, покинув без сожаления удобное место, и обошел пост.

Ветер усилился: фонарь на столбе раскачивался все сильнее. Внезапно над головой раздался громкий треск, посыпались искры. Свет лампочки резко потускнел. Сплетенные порывом ветра провода мгновенно побагровели. Рябов как завороженный смотрел на раскалившиеся нити провода. До сознания не сразу дошло, что короткое замыкание угрожает пожаром.

От столба отходил внутрь склада гупер — провод в черной смолистой оплетке. Склад был отведен под боеприпасы временно, до постройки специального хранилища. Электропатроны отрезали сразу, а проводка так и осталась: не хотели нарушать на каких-нибудь полмесяца. Теперь оплошность могла обернуться бедствием.

Запахло смолой. От гупера потянулся дымок. Ветер слизывал его с проводов, но огонь настойчиво продвигался вперед. Еще немного, и проскользнет по проводу сквозь фарфоровые трубки внутрь хранилища. А там… Предотвратить взрыв боеприпасов будет невозможно.

Рябов почувствовал, как между лопаток скатилась холодная струйка пота. Лишь теперь он вышел из оцепенения и торопливо нажал кнопку сигнала.

«Пока прибегут из караульного помещения, будет уже поздно…» На проводах вспыхнула изоляция. Нельзя было терять ни секунды.

Рябов сбросил тулуп, перекинул автомат за спину и бросился к пожарной лестнице. Железный трап крепко вмерз в грунт, сдвинуть одному не под силу. Рябов полез на крышу.

Ветер набросился на солдата, стремясь швырнуть его на землю. Ноги скользили по заснеженным чешуйкам покрытия. Рябов ползком добрался до конька и глянул вниз. Огонь подбирался все ближе и ближе к фронтону. Рябов чуть не заплакал от бессилия: до горящего провода не мог ничем дотянуться. Мелькнула мысль повиснуть на руках, но и это было бесполезно: ноги не достанут до проводов.

Поглощенный мыслью о спасении хранилища с боеприпасами, он забыл, что и ему самому угрожает гибель.

Вдали замелькал фонарик. Рябов прикинул расстояние. Не менее трехсот метров… «Не успеют!» Да и чем они смогут помочь?

Он снова глянул вниз. Сизый дымок, подхваченный порывом ветра, был уже недалеко. Прыгнуть сверху на провода — было единственным средством предотвратить пожар. В какое-то мгновение перед глазами промелькнули глаза матери, лукавая улыбка отца, тревожное лицо лейтенанта..

Рябов подтянул ноги к самому краю, примерился и бросился вниз. Он боялся промахнуться и широко расставил руки.

Вначале почудилось, что отшвырнуло вверх, затем снова бросило вниз. И он упал, увлекая за собой обрывки проводов.

…До слуха с трудом пробивались отдельные слова, но они тонули в нестерпимо громком гуле. Рябову казалось, что голова его раздулась. Он смутно ощущал прикосновение рук. Потом его понесли, зачем-то сильно раскачивая. Он хотел сказать, чтобы его не качали так, но не мог. Слова застревали в горле, мешали дышать.

Черное покрывало расплылось в большие разбегающиеся огненно-красные, потом оранжевые круги. Оранжевые сменились багровыми, затем фиолетово-черными. Забегали маленькие искры, вышивая золотыми точками непонятный узор на непроницаемом бархате. Узор тотчас же исчезал, а искры все бегали, постепенно замедляя ход. Яркой звездочкой вспыхнула последняя точка и погасла. Огромная бесформенная масса навалилась на солдата и раздавила последние ощущения, связывавшие его с внешним миром. Он уже ничего не слышал и не чувствовал.

Сознание возвратилось в санчасти. Рядом на табуретке сидел врач с пузырьком в руке. В накинутом на плечи белом халате стоял командир батареи. Рябов сначала увидел красную повязку дежурного на рукаве капитана и лишь потом узнал Стрельцова. Рябов решил успокоить его и попытался улыбнуться. Но вместо этого вдруг слабо и беззвучно заплакал.

Капитан наклонился к нему и неловко погладил руку:

— Ну, что вы… Не нужно.

Врача слезы обрадовали.

— Ай-я-яй, герой — и плачет. Все будет хорошо, через недельку снова сможешь прыгать!

Утром в караульное помещение пришел майор Лукьянов. Краснов повел его к хранилищу. Майора интересовали подробности.

— Хорошо бы заметку об этом послать в газету, — мимоходом сказал. — Не мастер на такие вещи? Не пробовал? А вы попытайтесь.

Когда они возвратились, за дощатой перегородкой, отделявшей комнату начальника караула, бодрствующая смена обсуждала событие.

«Да-а, — протянул голос Синюкова. — Вот тебе и Рябов!..»

«Каждый бы так сделал», — донесся мягкий говорок Савичева.

«Я вот читал, как звероловы охотятся за черной пантерой, — медленно начал Фиалкин. — Окружают дерево, растягивают стальную сетку. Разрывными пулями перебивают ветку, на которой стоит пантера, и она падает вниз, прямо в сеть».

«Точный глаз надо!» — воскликнул Джутанбаев.

«Разумеется», — сказал Фиалкин и замолчал.