Илья Миксон - Святое дело

Грамота у Шилко действительно была невелика, но он посещал библиотеку и много читал, хотя читать ему было трудно. Лейтенант Краснов понимал, что Ярцев добивался перевода по другой причине.

Шилко отказался вступить в комсомол. «Не могу», — уклончиво ответил на предложение секретаря комсомольской организации. Узнав об этом, Ярцев вызвал солдата к себе. В тот момент, когда выговаривал белому как мел Шилко, обвиняя его в анархизме, в канцелярию вошел майор Лукьянов. После неприятного разговора Ярцев только и искал случая, чтобы избавиться от «анархиста». Своего он добился: солдата перевели в огневой взвод.

Неделю назад Краснов пригласил Шилко на открытое комсомольское собрание. Сказал он ему об этом как бы мимоходом. Дескать, хотите — приходите. На собрание Шилко пришел. Он сидел в заднем ряду и молчал. Лицо было серьезным, пытливые глаза отмечали каждое движение выступавших. Вдруг он нахмурился. Краснов тщетно пытался угадать, в чем дело, пока не проследил встревоженный взгляд солдата.

Кто-то из ораторов поставил стакан с водой на самый край трибуны, и Шилко переживал, что неосторожным жестом стакан сбросят на пол.

Свои впечатления о собрании Шилко не высказал, но Краснов понял — понравилось. Но больше уже не приглашал.

И сейчас, много лет спустя, Краснов с трепетным волнением вспоминал школьное собрание, на котором его принимали в комсомол. А как он ждал того дня, когда будет иметь право подать заявление! Комсомольский билет ему вручили как раз в день рождения. Нет, он и так запомнил бы эту дату: такое событие в жизни! К концу года все ученики восьмого класса были комсомольцами. А как же иначе!

Но почему упрямится Шилко? «Не могу, грамоты мало, чотыри зимы всего до школы ходыв». Не в грамоте, наверное, дело. Что-то тут не то… А что? Чувствуется, тянется к комсомолу. Когда идет собрание, Шилко беспокойно ищет себе какое-нибудь занятие, но работа у него не ладится. Сидит и думает о своем, затаенном, или перечитывает письма, которые никому не дает читать, даже новому приятелю. Синюкова это явно задевает, хотя и маскирует свою досаду шутками-прибаутками: «Письмо получил и язык проглотил! Молчит Миша, что Маруся пишет».

Видно, есть у солдата что-то, о чем он боится или стесняется сказать товарищам. Опять «что-то»…

Однажды во время занятий Шилко вдруг схватился за живот, застонал; на лбу выступил пот. Его немедленно отнесли в медпункт.

Диагноз — первый приступ аппендицита. На третий день Шилко возвратился в батарею. В обеденный перерыв Иван Павлович занес Краснову учебник шофера третьего класса.

— Передайте, пожалуйста, Шилко. В палате забыл. Славный он малый. Видно, очень добросовестный, старательный.

— Солдат хороший, в комсомол почему-то отказывается вступать.

— Он из Западной Украины? Ничего нет удивительного. Верующий небось.

— Что вы, Иван Павлович! Какой Шилко верующий! Кто в двадцать лет богу молится? Тут что-то другое.

— Возможно.

Краснов сидел на постели поверх одеяла в лыжных брюках и майке. Спортивный костюм придавал ему совсем юношеский вид.

— Иван Павлович, почему все врачи избегают категорических выражений? Вот вы, например, очень часто говорите: вероятно, возможно, наверно. Профессиональная осторожность?

— Возможно, — серьезно ответил.

Краснов засмеялся, заворочался и выронил книгу; на пол выскользнул исписанный фиолетовыми чернилами клетчатый листок. Он поднял листок и развернул.

— Что это? Взгляните!

— Н-да, любопытно. Вероятно, художник пытался изобразить орла.

Во всю страницу коричневым карандашом был нарисован ястреб или кобчик. В когтях хищник держал конверт. Большими разноцветными буквами пестрела надпись «Хрестос воскрес!».

— Нет, Иван Павлович, это не орел, а голубь. Вот, слушайте: «Леты, леты, мий голубоньку, ниде не спыняйся». Не останавливайся, значит. «Леты, леты, мий голубоньку, ниде не спыняйся, як прилетыш до Михася, одразу вертайся!..» Это письмо Шилко, его зовут Михаилом.

— Неловко читать чужое…

— Нет, я прочту. Дело серьезное.

— Пожалуй, вы правы.

Письмо было написано безграмотно, корявым почерком.

— «Дорогой Братичку, Михайло!!!

Привіт із рідного села. Мы всі Богу дякувати живі та здорові, а тобі там ще кращого і веселішого здоровля бажаємо у твоєму теперішньому молодому солдацькому жітті.

Дорогий братичку хочу тебе привітати Божими словами Великодніх свят «Хрестос воскрес!».

Дорогой братичку! В нас новостей не має, все по-старому.

Некоторі хлопці поїхали в Донбас працювати на шахті, такі як Діянів Ясько, Чалий Василь.

В нашому колгоспі вже нова машина, а всього вже дві, одніею робить Ященко Іван, а другою Західняк Андрій, що повернувся з армії, вивчився, як був солдатом. До церкви неходить каже що більше не віpyє в Бога. Дорогий братичку, чи не записався і ти до комсомолу?

Напиши ще чи там є сніг.

На цім кінчу з тобою коротеньку листову розмову. Поздравляю тебе і твоіх друзів по сто тисяч разів.

Бувай здоров! Бажаю тобі найкращіх і найвеселіших свят».

Краснов был удивлен и растерян. Никогда не приходилось читать подобные письма. В бога верят только старушки, самые древние. Но чтобы парень комсомольского возраста верил сказкам о чертях и ангелах!

Шилко, солдат, «хозяин», старательный, трудолюбивый, вечно озабоченный земными делами, и — бог на небесах! Невероятно!

И как поступить? Объяснить солдату, что в мире не существует никаких сверхъестественных сил? Так ведь каждому школьнику ясно! Религия — опиум для народа. Попы были опорой царизма. Церковь и сейчас служит реакционным силам в буржуазных государствах.

Но Михаил Шилко — советский человек! Что же это — родимые пятна капитализма? Конечно!

Выпустить боевой листок, показать солдатам письмо, пристыдить, отчитать по-настоящему! Верить в бога! Позор, невежество!

Краснов вскочил на ноги, схватил сапоги.

— Что вы собираетесь предпринимать? — покашливая, спросил Иван Павлович.

— Как что! Вызову Шилко и…

— И прикажете ему отречься от религии.

— Не прикажу, но потребую! Религия — это яд, это аппендикс. — Обрадовался удачно найденному сравнению. — Да, аппендикс, и его нужно немедленно удалить! — Краснов наотмашь рубанул в воздухе рукой и вдруг остановился. — Почему вы смеетесь? Нет, почему вы смеетесь?

— Присядьте.

— Зачем? — спросил и тут же сел.

— Садитесь и подумайте. Вопрос об операции сплеча не решается. Во-первых, вы еще ничего толком не знаете о своем больном. Во-вторых, необходимо проконсультироваться с главврачом Лукьяновым. А в-третьих, в таких случаях скальпель вообще не помогает.

— Я не медик! — взъерошился Краснов и поднялся со стула.

Иван Павлович усадил его на место.