Илья Миксон - Святое дело

Втянув голову в меховой воротник, «убитый» больше не проронил ни слова.

С наступлением сумерек старший лейтенант Ярцев и разведчик Долгов осторожно вскарабкались на Безымянную. Вскоре они натолкнулись на глубокую выемку с пологими краями. Без большой затраты времени ее легко можно переоборудовать в орудийный окоп, пригодный для стрельбы прямой наводкой. Ярцев обрадовался: сектор обстрела был отличный. На миг тусклым угольком впереди мелькнул огонек. Ярцев напряг зрение, но огонек исчез. «Светлячок, — подумал. — Впрочем, откуда ему взяться зимой? Показалось».

Капитан приказал лично разведать скрытый подход, дойти до огневой позиции, объяснить Краснову задачу, провести огневиков на высоту и лишь тогда возвратиться на передовой наблюдательный пункт. Но Ярцев боялся потерять найденное для орудий место, а кроме того, спускаться вниз, чтобы затем снова взбираться…

— Я остаюсь здесь, — сказал разведчику. — Буду ждать вас, чтоб не заблудились. Пойдешь на огневую. Тут близко, прямо вниз. Доложи лейтенанту Краснову. Он знает. И немедленно веди сюда огневиков.

— Ясно, товарищ старший лейтенант, — ответил Долгов, и Ярцеву показалось, что солдат понимающе улыбнулся.

— Идите!

Разведчик исчез в темноте. В ночной тишине еще долго слышался хруст веток, но и он постепенно затих.

Ярцев плотнее запахнул полушубок и, поджав ноги, прилег на снег. Ему все еще чудилась усмешка солдата: «Неужели разгадал?» Он закурил, тая в рукаве папиросу.

Ночь выдалась безлунная. В том месте, где в эту пору обычно сияла луна, слабо мерцала голубоватая далекая звездочка.

Вспомнилась Надя Пирогова. Нескладно получилось… Кто бы мог подумать, что такая вежливая учительница способна отхлестать по щекам. И за что? Только обнял и усадил на кровать… В конце концов, она сама пригласила его в дом. «Подумаешь, — проворчал вслух. — Венера Милосская из Пятидворовки! Впрочем, в такой глуши и эта учительница — богиня. Больше смотреть не на кого. И Краснов в нее втюрился, хотя притворяется равнодушным. «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». Все равно зря старается. Надя не любит божьих коровок. Ей героя подавай. Впрочем, этот юноша лезет в гору…»

А что сулит ему, старшему лейтенанту Ярцеву, дальнейшая служба? Он вспомнил фразу из Стендаля, которую выписал в блокнот: армейская жизнь для Фабрицио — жизнь белки в колесе: суета без надежды чего-либо достигнуть.

«Суета». И все это тактическое учение показалось нелепым и ненужным. Ну, что оно могло дать ему, старому фронтовику? Вот он целый день ползал на животе и мерз в овраге. А для чего? Если будет война, и так поползешь. Когда над головой свистят свинцовые шмели, извиваешься ужом и без посредников. Это таким, как Краснов, нужны липовые минометные обстрелы. А у него, Владимира Ярцева, и сейчас еще к сырой погоде ноет раненая нога… Глупо тогда получилось. Пошел в тыл за новыми сапогами — и вдруг дурацкий случайный снаряд. Пришлось пролежать в госпитале больше двух месяцев. Последние две недели жил великолепно…

«А славная была Анечка», — ласково подумал Ярцев. До слуха долетели приглушенные шаги. «Идут», — догадался и засигналил папиросой.

Огневики пришли во главе с Красновым. Ярцев показал район огневых позиций и, пожелав успеха, заторопился в обратный путь, надеясь соснуть до рассвета.

Краснов разметил окопы, и солдаты приступили к работе. В ночную тишину вонзились глухие удары ломов. К четырем утра огневая позиция была готова. Предстояла не менее трудная задача: втащить орудия. Краснов решил подвести их как можно ближе тягачами, а затем вкатить вручную.

Поднять гаубицу одним расчетом оказалось невозможно. Общими усилиями они все же втащили первое орудие наверх. Оставалось метров двадцать докатить до окопа.

Небо начало сереть. Стала вырисовываться занятая «противником» сопка Фигурная. Нужно было торопиться, чтобы до рассвета установить оба орудия. Как назло, гаубица застряла на пне. Это стоило почти пятнадцати минут. Краснов все чаще поглядывал на небо и нервничал, но потом вспомнил, что избранный путь подхода, по словам Ярцева, скрыт от глаз «противника», и немного успокоился. Все равно раньше восьми часов стрельба не начнется.

Узкая полоса над Фигурной уже засветилась, когда орудие вкатили в окоп. Краснов оставил четырех человек, дав им задание замаскировать гаубицу, а сам с другими солдатами поспешил за второй. Не успели отойти, как в небе вспыхнула ракета. На несколько секунд синеватый свет ярко осветил кусты, черные пятна окопов и беззащитное орудие. Свет погас, усилив мрак, но тотчас, искря, описала большую дугу вторая ракета и рассыпалась в вершине пятью красными звездочками. Сжалось сердце: ракета означала «Стой!».

— Лейтенант Краснов! — резко прозвучал голос. — Ко мне!

Он подбежал к офицеру, на рукаве которого белела повязка посредника.

— «Противник» обнаружил вас, — жестко произнес офицер. — В результате минометного налета орудие выведено из строя, люди убиты и ранены.

— Все? — спросил, чувствуя, как спазмой сдавило горло. — Весь взвод?

— Нет. Только те, что оставались у орудия.

Усталость, которой Краснов раньше не ощущал, сразу обрушилась невыносимой тяжестью.

Вниз спускались молча. Настроение у всех было подавленное.

Когда одна за другой взлетели ракеты, Стрельцов сразу почуял беду. Ярцев проснулся, но снова закрыл глаза. Стрельцов растолкал его:

— Вы хорошо разведали скрытый подход?

— Так точ… Да! Краснов, наверное, напутал… Ничего удивительного. — И торопливо заговорил, стараясь угадать, какое впечатление производят его слова на командира батареи: — Молод, опыта ночных учений не имеет. Это, разумеется, мое предположение, — добавил тоном человека, который не боится возражений, хотя они и возможны. — Но это все-таки не догадка, а так сказать…

— Замолчите вы!..

У Ярцева мгновенно пересохли губы, но он попытался улыбнуться. Улыбка вышла жалкой, заискивающей.

Стрельцов заторопил радиста с вызовом батареи.

Тот виновато ответил:

— Сейчас включу, товарищ капитан. Вы же приказали экономить питание.

— Где проводная связь?

— Вы сами сказали…

— Что вы все заладили — «сами», «сами»! — взорвался. — Сейчас же тяните линию!

Ярцев поспешил уйти. «Когда начальство в гневе, молчание — дороже золота».

Стрельцов закурил, но отшвырнул папиросу и втоптал ее в снег.

— Я сам пойду. Связисты, готовы? Пошли!

— Товарищ капитан, — обрадованно позвал радист. — К микрофону!

— Работать сегодня не будете, — услышал голос Фролова. — Десятый разрешил отойти на «Волгу» для отдыха. Как поняли? Прием.

— Понял вас, — мрачно ответил Стрельцов и, прикрыв ладонью микрофон, скомандовал сбор.