Илья Миксон - Святое дело

«Сура», «Сура»! Отзовись!

Человек шел по крепко укатанной заснеженной улице, тяжело припадая на неживую ногу. На бледном лице его все время светлела застенчивая улыбка, будто человек стеснялся своей радости, которая могла показаться беспричинной. И в самом деле, он улыбался сверкающей белизне и ленивому дыму над избами, парящему навозу на дороге, щебечущим воробьям, заиндевевшим деревьям, яркому слепящему солнцу и голубому небу. Солнце запуталось в густых ресницах, и человек все время жмурился. Крылья тонкого с горбинкой носа вдыхали морозный воздух и родные мирные запахи. На щеках медленно проступил румянец и высветлились складки-ямочки.

Улыбаясь и жмурясь, человек дошел до здания райвоенкомата, тщательно вытер о скобу ноги, обмахнул их веником и поднялся по скрипучим ступенькам.

Ему указали на дверь, обрамленную полосками шинельного сукна, с табличкой «Начальник отделения».

Человек снял шапку, на лоб косо упали темные русые волосы.

Начальник отделения, капитан в кителе с засаленным кантом на стоячем воротнике, вскинул на миг глаза:

— Слушаю.

— Паспорт нужен, на работу устраиваться. — Человек шагнул к столу. Заскрипела кожа и металлические шарниры протеза.

— Из госпиталя? — спросил капитан, не поднимая головы.

— Нет.

Капитан, прищурившись, взглянул на посетителя.

— Что с ногой?

— Ничего, просто протез.

— На фронте?

— Нет.

— Белобилетник?

— Да.

— Документы.

Человек положил на стол потертый листок. Капитан, склонив набок лысеющую голову, пробежал глазами бумагу, потом еще раз перечитал, заглянул на оборотную сторону и подозрительно уставился на посетителя.

— Что еще есть?

— Ничего.

— Ничего?

Капитан усмехнулся.

— На простачка, понимаешь, рассчитываешь? — сказал, улыбаясь, капитан, застегнул крючки стоячего воротника и потряс бумажкой. — Справочками нас не удивишь. Всякую, понимаешь, липу видывали.

Человек насупил брови.

Капитан не кричал, не стучал кулаком по столу. Только насмешливо улыбался. Это обижало еще сильнее.

— Где раздобыл? — он подмигнул, вызывая на откровенное признание.

С лица человека сбежал румянец.

— Там написано, где.

— Написано! Не могли тебя в армию взять. Да еще — туда…

Капитан многозначительно кивнул куда-то за спину.

— Где ж ты раздобыл эту липу? Ну, где твое свидетельство?

Человек закрыл глаза, лицо его стало белым, губы задрожали.

— Махинации, понимаешь, крутишь. Стыдно. В такое время…

Человек раскрыл глаза, тяжело ступил вперед и сказал такое, что капитан невольно отпрянул, но тотчас пришел в себя.

— Обзываться?! На официальное лицо?!

— Сволочь ты, вот кто, — весь дрожа, сказал человек и взял со стола свою бумагу. Капитан не успел перехватить ее.

— Назад!

— В чем дело? — раздался позади энергичный голос. В дверях стоял пожилой майор.

Капитан проворно одернул китель.

— Товарищ майор, задержана подозрительная личность!

— Опять подозрительная?

— И еще обзывается, понимаете, — обиженно добавил капитан.

— Это уж ни к чему, — заметил майор и обратился к человеку: — Кто такой?

— Никто, — отрубил человек, — подозрительная личность.

— Будет, — примирительно сказал майор, — присаживайтесь.

Он взглядом приказал капитану выйти.

— Будет, — повторил майор и легонько подтолкнул человека к стулу. — Садитесь, садитесь.

Сам он устроился напротив.

— Курить есть чего?

— Демократический подход? — усмехнулся человек, и в темных глазах его вспыхнули затаенные смешинки.

— Какой еще подход, — досадливо махнул майор, — уши пухнут.

Человек выложил на стол пачку папирос.

— Не может быть! — обрадовался майор. — «Звездочка»? Откуда такое чудо?

— Из Москвы, пайковые.

— По карточкам, что ли?

— По аттестатам.

— Закуривайте, — майор угощал человека его же папиросами.

Человек щелкнул зажигалкой.

— Трофейная? — поинтересовался майор. Человек утвердительно кивнул. Темные русые волосы косо упали на лоб.

— Где ранили? — спросил майор, разминая папиросу.

— Нигде.

— Как это нигде? А нога?

— До войны еще.

Майор поднялся с места.

— Прикуривайте. — На лице человека слабо заиграла улыбка. — Или некурящий?

— Почему?

— На табачок проверяли, товарищ военком.

Майор рассмеялся.

— Отгадал! Зовут как?

— Кузяев Петр.

— По батюшке?

— Иванович.

Майор, тихо смеясь, прикурил и снова уселся.

— Нет, курить на самом деле хочется. Ну, рассказывайте, Петр Иванович, рассказывайте.

Когда Иван Федорович Кузяев уходил в четырнадцатом на германскую войну, в селе Николаевке, что раскинулось на левом берегу речки Канадея, между Сызранью и Пензой, оставалась жена, смуглолицая Васса, да трое детей. Старшей — пятый год, младшей — едва второй пошел.

О четвертом, сыне Петре, Кузяев узнал уже на фронте. А увидел его нескоро, в девятнадцатом. Младший долго не хотел признавать отцом солдата с русыми усами. И отец придумал для сына такую игру, что они враз подружились. Игру в солдатскую науку.

Стоя на крылечке в опорках на босу ногу, отец во весь голос, будто на плацу перед строем, отдавал команды. А по двору, старательно задирая босые ноги, вышагивал Петя. У самого плетня раздавалось: «Кругом!» И Петя поворачивал назад.

— Молодец! — хвалил Иван Федорович, прищелкивал опорками и подкручивал короткие усы. — Па-вторить! Ша-агом марш!

После строевой начиналось обучение «штыковому бою». Винтовкой служил ухват.

Продолжалась эта увлекательная игра недолго: короток крестьянский отпуск. Да и Пете стало недосуг.

В селе расположились красные. За околицей, на лугу, появились чудо-машины. Они летали, как настоящие птицы, и назывались аэропланами, а сказочные люди, управлявшие ими, — летчиками.

Один из летчиков квартировал у Кузяевых и сразу стал Петиным другом. Когда он подходил к дому, мать украдкой крестилась, а Петя радостно бежал навстречу.

— Привет тезке! — весело говорил летчик, подхватывая мальчонку на руки, и кружился с ним, подражая звуку аэроплана. Затем доставал комочек сахару, и Петя становился обладателем вкуснейшего на свете лакомства.

— Во-он на том облачке прихватил! — показывал летчик на небо. — Так кем будем, тезка?

Петя опускал руки по швам согласно всем правилам солдатской выучки и четко докладывал, как научил его старший друг:

— Летчиком Красного воздушного флота! Солдатом революции!