Илья Миксон - Святое дело

— Как она называется?

— Трясогузка.

Краснов вспомнил, что солдаты как-то спросили его, что означает слово «Ши-минь» — название узкого ущелья между двумя сопками, которое выводило реку из долины. Он не смог ответить, вообще почти ничего еще не узнал о крае, где служил.

«Этот должен знать, — подумал. — Наверное, местный учитель…»

— Скажите, пожалуйста, что означает Ши-минь? — спросил Краснов.

— Ши-минь? Каменные ворота. А вся долина называется Сян-ян-гоу — то есть Долина, обращенная к солнцу.

— Вы знаете китайский язык?

— Нет, почерпнул кое-что у Арсеньева. Читали его книги?

Краснов знал лишь «Дерсу Узала» и «В дебрях Уссурийского края».

— Приходите ко мне, у меня есть… Ох, клюет, кажется!

Спохватился он поздно: рыба ушла, склевав приманку. Краснов рассмеялся. Рассмеялся и «учитель». Даже у старшины Нестерова отлегло от сердца, ухмыляясь, выдернул лесу из воды и намотал на удилище.

— Отбой.

— Да-да, — отозвался «учитель». Краснов уже не сомневался — учитель. — Шабаш. Давай, Иван Федорович, подкинь, пожалуйста, дровишек.

Старшина ушел за топливом. «Учитель» подсел к огню и принялся крутить козью ножку.

Краснов вспомнил о портсигаре, который второй день забывал отдать майору Фролову. В портсигаре оказалась одна папироса.

— Угощайтесь.

— Спасибо, после ухи, на закуску оставим, — поблагодарил и сунул папиросу за ухо.

— По-моему, я вас где-то видел, — сказал Краснов. Ему уже казалось, что он знает этого человека давным-давно.

— Вряд ли. Вчера из отпуска приехал, а ночью на рыбалку ушел.

— Не знаю, — задумчиво произнес Краснов. — Где-то видел. Вы сами откуда?

— Донецкий шахтер. Из Макеевки. Слыхали?

— Слышал. Но там я не был.

Подошел старшина Нестеров с вязанкой сухого валежника.

«Учитель» зачерпнул деревянной ложкой уху.

— Скоро уже. Нарезай хлеб, Иван Федорович.

— Сейчас, товарищ майор.

«Майор?» — Краснов удивленно посмотрел на «учителя».

Старшина с опозданием представил напарника:

— Товарищ майор Лукьянов, заместитель командира нашего полка по политчасти.

— А вы за кого меня приняли? — смешливо прищурившись, поинтересовался Лукьянов. — За учителя? Да, когда-то мечтал детишек учить. Война по-другому жизнь повернула.

— Офицер не меньше, — ревниво произнес старшина.

— Я не жалею, Иван Федорович, — успокоил его Лукьянов. — И не жалуюсь на судьбу. Да и есть много общего между офицером и учителем. И знания дают, и душу воспитывают.

— Офицер, он еще отец и начальник, — дополнил старшина. — Не самая у него легкая работа на земле.

— А ваше мнение? — спросил Лукьянов.

— Тяжелая профессия, — вздохнул Краснов.

— Тяжелая, — серьезно подтвердил Лукьянов. — Особенно на первых порах. Знаю, мне Иван Федорович кое-что рассказывал.

Лейтенант почувствовал, как кровь прилила к лицу, забилась в висках.

— Все законно. Вздумали одним махом взбежать на гору, а она куда выше, чем предполагали. Вот и начали выдыхаться на половине пути.

— Не одолеть мне ее.

— Так — нет, — спокойно подтвердил Лукьянов. — Сузить задачу нужно, разбить ее на несколько отрезков. Не все сразу. Помните, как Мересьев пробирался к своим? Намечал себе маленькие цели: доползти до сосны, дотянуться до пенька, продвинуться еще несколько метров к сугробу. И это были не легкие задачи для него. А в том, что придется немного отступить, нет ничего страшного. Иван Федорович, подлей-ка лейтенанту ухи!

Репейники цеплялись за полы шинели. Голые стебли одуванчиков утратили уже свой пуховый берет. Трава побурела, не выдержав жарких летних дней. Солнце хотя и стояло высоко в голубом небе, но уже не припекало. Все приуныло. Лишь тополя безмятежно шелестели зелеными листьями, словно не чувствуя, что наступила осень, а она уже пришла.

Серые облака низко плыли над землей. Свежий ветер заигрывал с молодой рябиной, срывал листья дикого винограда, серебрил обмелевшую реку.

Шагая вдоль извилистого берега, Фиалкин и Джутанбаев возвращались со стрельбища. С того дня, когда с ними был лейтенант Краснов, Фиалкин еще ни разу не давал Джутанбаеву сделать боевой выстрел. Последние дни солдат начал томиться скучными тренировками с учебными патронами. Как выйти из положения, Фиалкин не знал.

Сейчас они шли молча: впереди — Фиалкин с ящиком, в котором лежали учебные приборы, позади — Джутанбаев с карабином и не тронутой пулями мишенью.

Перед казармой сидел на скамье старшина Нестеров. Увидев солдат, подозвал к себе и жестом пригласил сесть.

— Ну как?

— Только учебный щелкал, — сокрушенно вздохнул Джутанбаев.

— Ясно, — хмуро сказал старшина, и солдаты уловили в его голосе одобрение: не научился стрелять наверняка — нечего зря пулять. Отстающих учеников к выпускным экзаменам не допускают. Боевой патрон — зачетный.

— Разрешите курить? — Джутанбаев свернул папиросу, стал чиркать одну спичку за другой, ветер гасил их.

— Этак весь коробок изведешь и не прикуришь.

Старшина ловко зажег спичку, поднес огонь к папиросе солдата, затем прикурил сам.

— Так-то.

— Еще на спичках экономить!

— Не в спичках дело. Дело в умении. И спички попусту жечь тоже не по-хозяйски, а боевые патроны тем паче.

Джутанбаев потупился, но старшина ободряюще улыбнулся ему.

— Ничего, стрелять научитесь! Главное — желание и настойчивость. Это стихи, как наш Рябов, не каждый сочинять может, а к стрелковому делу у всех солдат талант есть. Должен быть!

— Лейтенант здесь? — спросил Фиалкин.

— В канцелярии, — показал глазами на окна старшина.

Теперь ефрейтор Фиалкин после каждого занятия являлся с докладом к командиру взвода.

— Н-да, — задумчиво протянул Краснов. — Надо придумать что-нибудь.

Он прошелся по тесной комнатке, перебирая в памяти все известные ему прицельные станки.

Большие руки Фиалкина беспокойно поглаживали колени. Неловко получается: лейтенант на ногах, а ефрейтор сидит. Наконец Краснов уселся рядом и стал рассказывать о прицельных станках, где использовался электрический ток. В одном станке при удачном попадании загоралась электрическая лампочка, в другом поворачивалась крыльчатая мишень.

— Интересно, товарищ лейтенант, — сказал Фиалкин. — Одно неудобно: батарей не напасешься, а аккумуляторы от раций брать нельзя.

— Не обязательно такие станки! Подумайте над собственной конструкцией. Вы ведь мастеровой человек, слесарь пятого разряда!

Фиалкину было приятно услышать эти слова от лейтенанта: «Все обо мне знает».

— Постараюсь, — твердо пообещал.

Через несколько дней он подошел к лейтенанту и, смущаясь, попросил разрешения обратиться.

— Да, пожалуйста, — ответил Краснов. — Что у вас?