Илья Миксон - Святое дело

— Живее! — повторил Краснов, осуждая в душе поспешность командира батареи.

Завтракать Краснов не пошел. Стрельцов не выразил никакого удивления: «Бывает». И отправился в столовую один.

Перед началом занятий пришел старший лейтенант Ярцев.

— Привет! Ты куда удрал вчера? — Не дав ответить, замахал перед лицом серым листочком: — Видел? Держи плащ-накидку. Специально к Мошкареву ходил. Я же говорил: главное — подход!

Ярцев засмеялся, довольный собой, и сунул в руку Краснова накладную.

— Я не нуждаюсь в опекунах, — сдерживая внезапно нахлынувшую ярость, сказал Краснов.

— Ты что? — опушенные густыми ресницами глаза старшего лейтенанта округлились, с лица медленно сползала улыбка.

— Да-да! Не нуждаюсь. Ни в опекунах, ни в денщиках! И — не позволю! — Он задохнулся, швырнул накладную на стол и круто отвернулся к окну.

— Ты что? — испугался Ярцев, все больше бледнея. — Ты что? — повторил он шепотом. — Вот она, благодарность человеческая, — выговорил с обидой и, не дождавшись ответа, покинул канцелярию.

Несколько минут спустя возвратился с завтрака Стрельцов. Сразу увидел накладную на столе.

— Плащ-накидка! Скажи пожалуйста! — Он с искренним удивлением взглянул на Краснова. — Как тебе удалось?

— Ярцев выписал.

— Тогда понятно. Этот все может, ничего не упустит. Ты ему спасибо скажи. Большое спасибо!

— Я и сам получил бы, — упрямясь, произнес Краснов.

— Конечно, получил бы. Но когда? Наш Мошкарев, пока кишки не вымотает, ничего не даст. Положено, и на складе есть, а тянет. Тянет, пока за каждую портянку метр нервов не вытянет. А накладную подписывает — как будто не государство, а лично капитан Мошкарев одевает и обувает тебя. Вот, иду сейчас к нему ругаться. В лагерях еще обещал заменить три одеяла и тянет. Нестеров раз десять уже ходил.

— Смирно! — неожиданно разнеслось по казарме. Стрельцов приоткрыл дверь и выглянул.

У самых дверей, терпеливо дожидаясь, стоял подполковник Юзовец, позади него — майор Фролов.

— Товарищ подполковник! — незнакомым Краснову голосом начал капитан и умолк, но, быстро совладав с волнением, закончил рапорт. Командир дивизиона скомандовал «Вольно», Стрельцов и Фролов одновременно бросились навстречу друг другу.

Они схватились за руки, потом обнялись и все повторяли: «Сережа!», «Колька, черт!».

Подошел дежурный по батарее.

— Товарищ подполковник, вас к телефону. Командир полка просит.

— Не просит, а вызывает, — высоко вскинув белесые брови, благодушно поправил Юзовец. — Скоро приду, — сказал он немного погодя, отдавая дежурному трубку. — Обождите меня здесь, товарищ майор.

— Слушаюсь, — ответил Фролов, отпустив Стрельцова. Но едва подполковник вышел, друзья в обнимку направились в канцелярию.

Стрельцов позвал Краснова.

— Знакомьтесь! Мой старый фронтовой друг! — Он взглянул на погоны Фролова: — Ого, майор!

— Мы уже знакомы, — заулыбался Фролов, подавая руку. — Куда это вы так рано умчались?

Краснов, стушевавшись, пробормотал что-то о подъеме.

— Ты у него ночевал? — спросил Стрельцов и, не дослушав ответа, задал новый вопрос: — Какими судьбами?

— Служить. Начальником штаба в ваш дивизион.

— Серьезно? Черт возьми, как здорово! Я и ты снова в одном полку!

Они принялись вспоминать общих друзей и товарищей.

— А что с Вахтангом?

— С Вахтангом? — Фролов вдруг притянул Стрельцова и поцеловал его. — От Вахтанга, персонально!

— Жив мегобари [6] Мегобари — друг (груз.) . ! Ты его видел?

— Даже наступил на него, — рассмеялся Фролов. — Ночью, на вокзале. Может быть, если не отдавил бы ему ногу, не встретились бы. Эх, как он вскочил!

— Ну, что он?

— Капитан, ПНШ полка, жена, сын. Сын — Сергей, в честь тебя. Вахтанг все вспоминает, что, «если бы не Сэрога, не было бы Вахтанга».

— Да-да, он меня так и называл — Сэрога.

— А ты женился?

Стрельцов неопределенно пожал плечами:

— Кажется, да.

— Неужели Нина? Правда? Честно говоря, и не решался спросить. Нашел все-таки!

— Я ведь однолюб.

Скрипнула дверь, вошел подполковник Юзовец.

— Наговорились?

— Только начали!

— Придется отложить. Как говорится, дружба дружбой, а служба службой.

Выговор был отдан в приказе и объявлен на служебном совещании. Можно было подумать, что полковник Родионов знал, как страшится огласки своего проступка молодой офицер, и потому умышленно это сделал. До конца совещания Краснов не осмелился поднять глаза на товарищей. Ему чудились откровенные насмешки и презрение. Теперь он уже не сомневался — оставаться в полку или нет. Конечно, нет! Нет-нет! Это совершенно немыслимо. Вопрос решен. Нужно только посоветоваться с кем-нибудь, как написать рапорт. Пожалуй, лучше всего с майором Фроловым. Он начальник штаба, для него не составит труда написать любую бумажку.

Фролов держал себя так, будто ничего не произошло в тот злополучный вечер, и Краснов был благодарен ему за это. После совещания долго бродил за околицей, и когда пришел домой, Фролов был уже там. Он рассказал, что получил квартиру в двухэтажном доме, но из-за побелки сможет перебраться туда лишь в среду.

— Если не стесню, переночую у вас еще несколько раз.

— Пожалуйста, — охотно согласился Краснов и, помолчав, спросил: — Это вы меня уложили тогда?

— Я.

— Набрался, как свинья, — сказал, опустив голову, Краснов.

— Да, — спокойно подтвердил Фролов.

— Вы-то не пьете…

— Почему? Иногда случается. Но всему свой час… и мера, конечно.

— Я решил квартиру сменить, — неожиданно заявил и сам удивился: зачем он это говорит почти незнакомому человеку?

Фролов рассмеялся.

Краснов обиделся.

— Я серьезно.

— Не будьте мальчишкой. Ошибки так не исправляют. Да и квартиру здесь не так просто найти.

На лице майора все еще блуждала веселая, добродушная улыбка.

«Сейчас он и над моим взысканием будет насмехаться, — подумал Краснов и насторожился: — Этого не позволю!»

Но майор вдруг предложил пить чай.

— У меня и варенье есть! Из роз. Никогда не пробовали? Ну? Чу́дная вещь! — Он вышел из комнаты, и тотчас весело загремел его голос: — Как вы думаете, Иван Силантьевич, не выпить ли нам чаю, а?

От чаепития Краснов отказался, сославшись на усталость, улегся в постель и притворился спящим. Пришлось лежать не шевелясь, пока не погас свет.

Фролов еще долго читал. Наверное, уже около часа ночи в последний раз проскрежетали пружины старой кушетки, и маленькую комнату заполнило ровное дыхание.

На другой день остановил полковой врач. Краснов познакомился с ним у Стрельцова. (Они жили вместе.) Высокую, чуть сгорбленную фигуру капитана Круглова знали не только в полку — во всем гарнизоне. Офицеры независимо от звания обращались к нему не иначе, как по имени и отчеству — Иван Павлович.