Георгий Марягин - Стратег и зодчий

— Нужно апеллировать к демократии мира, — послышался тенорок розовощекого Семковского, — потребовать созыва социал-демократов всех стран.

— Для того чтобы переезжать, нужны средства, — произнес кто-то.

— Средства у нас есть. Наши средства. Мы не сдали их Свердлову, — сказал Мартов. — Касса ЦИК у нас! По приезде в Москву мы немедленно созываем Всероссийскую рабочую конференцию, будем готовить Всероссийский съезд социал-демократии. Объединительный съезд.

— Нужно обезвредить самых ярых противников объединения. Прежде всего Свердлова, Дзержинского, Сталина, — произнес Дан.

— А Ленина? — Мартов насмешливо посмотрел на Дана.

— Ленина? — сник Дан. — Ленин неуязвим. Он весь в революции. Ленин даже во сне видит революцию. Но без поддержки цекистов ему трудно будет бороться с нами. Ленин думает, что завоевание власти позволит внедрить социализм. Это политическое донкихотство. Пролетариат еще не созрел до того, чтобы стать руководящим классом. Советская власть, диктатура одной партии не будут поддержаны народом…

— По-моему, нужно сегодня же обратиться с воззванием, — предложил сумрачный Абрамович. — С воззванием о защите революции. Мы должны действовать решительно, так, как действуют правые эсеры. Они потребовали в Петроградском Совете немедленного ухода в отставку Совета Народных Комиссаров. Мы должны созвать Учредительное собрание. Если мир будет подписан, мы объявим восстание.

— Для того чтобы действовать, нужно переезжать в Москву, — настаивал на своем Мартов. — Мы уже пробовали действовать в Петрограде. Здесь каждый завод — ленинская цитадель. Вы видели, сколько встало под ружье, когда он призвал дать отпор немцам?

— Нужно просить Горького выступить в «Новой Жизни» со статьей по поводу заявления московских «левых», — предложил Семковский. — Вот это был бы взрыв!

— Можете распрощаться с Горьким, — вскипел Мартов, — он прямо заявляет, что начинает работать с большевиками… В Петрограде нам оставаться нельзя, тем более что правительство большевиков переезжает в Москву. Наш ЦК тоже должен быть в Москве. В Петрограде пусть остается активная группа — Семковский, Мартынов… Наш ЦК обязан призвать для защиты страны и революции весь народ. Мы скажем России, что Советское правительство капитулировало перед Германией. Настала пора созвать Учредительное собрание, восстановить подлинно демократические органы самоуправления.

В просторной комнате Таврического дворца за единственным большим письменным столом, где заседала в дни работы пленумов ВЦИК фракция левых эсеров, собрались члены ЦК этой партии.

Глава фракции народный комиссар юстиции Штейнберг, выработавший за годы адвокатской практики профессиональное умение держаться представительно, стоял у окна, глядя, как торжественно умирает первый день марта.

За столом правила статью лидер партии Спиридонова, сумрачная, походившая в черном платье на монахиню.

На диване в углу одетый с иголочки член ЦК эсеров Камков говорил с мешковатым небритым Карелиным.

Карелин вдруг захохотал, вскочил с дивана, подойдя к Штейнбергу, стал шептать на ухо.

— Этот анекдот я слышал, — Штейнберг вынул часы, с циферблата перевел вопросительный взгляд на Спиридонову. — Мы назначили бюро на девять? У нас даже члены ЦК партии не уважают свой ЦК. Уже десятый час. Нет Прошьяна, нет Колегаева, нет Малкина.

— Прошьян и Колегаев звонили. — Спиридонова подняла голову, включила настольную лампу. — Они будут с опозданием. Малкин обещал прийти вовремя.

— Опоздал не по своей вине, — входя в комнату, заявил Малкин.

Видно было, что он хорошо настроен.

— Вы прекрасно выглядите. Получили благодарность Ленина? — съязвил Камков.

Малкин не обратил внимания на иронический тон Камкова.

— Вы послушайте, Мария Александровна, сегодня из шестнадцати ответов на вопрос о мире девять за мир. Завтра утром Ленин подведет итоги последних пяти дней. За мир сто сорок девять, против сто пятнадцать.

— Скажите, Малкин, вы не собираетесь переходить в другую партию? — спросил Камков.

Зазвонил телефон. Камков снял трубку.

— Слушаю… Записать телеграмму?.. Что? Что? Сорваны переговоры? — прокричал Камков. — Это ты, Прошьян? Берите, Малкин, бумагу, карандаш! Берите, записывайте!..

Карелин и Штейнберг кинулись к телефонному столику, Штейнберг расстался со своей привычкой держаться невозмутимо. Спиридонова отшвырнула статью.

— «Всем Совдепам. Всем, всем, — с упоением громко повторял Камков, — Петроград, 1 марта (16 февраля)… 1 марта (16 февраля) в 8 часов вечера получена следующая телеграмма из Брест-Литовска: «Петроград, Смольный, Совнаркому. Вышлите нам поезд к Торошино (около Пскова) с достаточной охраной. Снеситесь о последнем с Крыленко. Подпись: Карахан». Эта телеграмма, по всей вероятности, означает, что мирные переговоры прерваны германцами. Надо быть готовыми к немедленному наступлению германцев на Питер и на всех фронтах вообще. Обязательно всех поднять на ноги и усилить меры охраны и обороны. Председатель Совнаркома Ленин»… Вот вам итоги, — насмешливо посмотрел на Малкина Камков. — Это то, что можно было предполагать. В Берлине победила партия войны.

— Советовал тебе воздержаться от голосования за мир, — посочувствовал Карелин.

— Но ведь и Мария Александровна тоже сторонник мира, — сказал Малкин.

— Была!.. — резко ответила Спиридонова. — Нужно понимать почему. Тогда необходимо было как-то повлиять на немецкое командование, остановить наступление, а тем временем договориться с союзниками, выждать, какая партия победит в Германии. Победила партия войны. И это понятно, немцам не нужен мир. Они и так возьмут то, что им хотелось. Конечно, временно. Потом, когда мир будет всеобщим, когда победит Антанта, она заставит Германию отойти на свои земли. Не в интересах Антанты укреплять ее могущество.

— Странно… — протянул Малкин. Он вынул из портсигара папиросу, сел на стул в глубине комнаты, ломая спички, попытался закурить. — Что же теперь?

— Теперь нужно поставить большевиков на место и вести революционную войну, — начал рассуждать Штейнберг. — «Левые коммунисты» правы. Действовать так, как наши товарищи в Двинске… Надо организовывать террор, не объявляя его. Завтра созвать ЦК, разработать программу действий. Мы имеем право определять политику страны, — он посмотрел на Спиридонову, — мы самая массовая партия. На съезде Советов прямо заявить, что уйдем из правительства, если наше мнение будут игнорировать. В мой наркомат назначили марксистов Стучку, Красикова. Что бы мы ни намеревались провести, реорганизовать, они противодействуют.

— Ты прав, — согласилась с ним Спиридонова. — Все делается вопреки нашей инициативе. Даже в Наркомземе, где в коллегии все члены нашей партии, посланец Ленина Мещеряков мешает проводить социализацию по нашим планам.