Георгий Марягин - Стратег и зодчий

«Я знал, к чему приведет меня открытое высказывание симпатий к новой власти России. Уже по тому, как печатались мои корреспонденции, я понял, что редакция ожидает от меня какой-то иной информации, каких-то иных сообщений. Мои коллеги журналисты советовали мне поступить иначе — плыть по течению, которое определяет редактор. Но это означало изменить правде. Я обязан перед своей совестью говорить то, что вижу. А вижу я народ и его вождя. Народ, который сам создал свои формы правления. Только недавно я узнал, что первые Советы созданы иваново-вознесенскими рабочими в 1905 году. А Ленин самый яркий народный вождь, какого знала история. Когда я читаю теперь изредка доходящие к нам зарубежные газеты, мне понятно, что никто из редакторов самых «влиятельных» изданий не понимает того, что происходит в России. Ленин ничего не навязывает народу. Он изучает психологию масс и помогает им осуществить свои желания. Когда принимали Декрет о земле, он прямо заявил, что партия будет идти за народом, даже если он ошибается.

Ленин всегда советуется с народом. Любой важный декрет издается только после того, как проект всесторонне и обстоятельно обсудят и одобрят самые широкие круги тружеников.

Декрет о Красной Армии можно было принять уже в декабре. Но проект этого декрета был предложен рабочим и солдатам для обсуждения.

После Октябрьской революции советские органы даже к контрреволюционерам применяли мягкие меры наказания. Никто из амнистированных Советской властью: ни Краснов, ни Пуришкевич, ни Чернов, ни анархисты — не имеет мужества и совести заявить о том, что их не преследовали, не наказывали.

Все эти истерические крики о большевистском насилии — словесная завеса, для того чтобы оправдать интервенцию в эту страну, истерзанную войной, переживающую страшную разруху и дикий голод.

Все заверения дипломатов, что интервенция призвана спасти русский народ, прозрачны, как кисея. Все страны Антанты потянулись к русской земле, потому что она неизмеримо богата, потому что для грабежа тут широкий простор.

Я знаю, честные люди Европы способны понять, что скрывается за призывами уничтожить большевизм, как страшное зло.

В эти месяцы я не раз задавал себе вопрос: что такое большевистская революция? Чего хотят большевики? Что они совершили? Где должно быть мое место? У меня было немало возможностей покинуть эту страну. Но я не мог этого сделать. Сначала я органически чувствовал, что нахожусь среди народа, который пролагает путь в будущее. Я видел неприятные картины, нередко встречался с произволом грубых людей, примитивно понимающих задачи большевиков. Но вместе с тем только слепой мог проходить мимо героизма народа, только глухой мог не слышать прекрасного звучания революции.

В великом единстве рабочих в дни наступления немецкой армии на Петроград я почувствовал, что идеи партии — это идеи народа. Теперь, после подавления мятежей в Москве, Ярославле и других городах, я убедился, как ненавистны народу все политические интриганы и что есть только одна партия, которой он доверяет свою судьбу.

Я долго раздумывал над тем, почему народ идет за большевиками, а не за левыми эсерами, меньшевиками, анархистами. Ответ один. Большевиками руководят люди во главе с Лениным, для которых интересы трудового народа являются кровными и безраздельными. А в других партиях руководители, да и многие активисты, увлечены защитой своего престижа, своих схем, оторванных от жизни. Более того, они не верят в силы народа. Все заявления мартовых, спиридоновых, черновых о том, что в России пока нет условий для социалистической революции, что народ не вызрел для нее, оскорбили лучших людей рабочего класса и крестьянства. Даже те, которые когда-то доверяли лидерам левых эсеров, меньшевиков и анархистов, теперь порывают с ними, уходят от них.

Недавно в английской газете я прочитал нелепое эссе о том, что большевики расправились с левыми эсерами, как Иван Грозный с приближенными боярами. Это галиматья. На днях я встретил Колегаева — одного из лидеров левых эсеров, он отказался поддерживать мятеж Спиридоновой. Колегаев и его друзья создают новую партию — коммунистов-народников. Им никто не запрещает готовиться к съезду. Существуют группы анархистов, группы социал-демократов интернационалистов.

Я слышал, что в Москве в подполье существуют какие-то антибольшевистские группы, что они готовятся к террористическим актам против руководителей правительства. О мужестве лидеров партии большевиков можно судить по их вождю. Ленин почти ежедневно выступает на открытых митингах, на заводских площадях. Желание говорить с народом, разъяснять ему, что происходит в стране, вдохновлять его на битвы с врагами революции и голодом — для него сильнее любых угроз, любых страхов и опасений за свою жизнь.

Левые эсеры и меньшевики имеют право так же, как большевики, выступать на митингах, организовывать эти митинги. Но они читают лекции в небольших клубах для кучки людей, ненавидящих Советскую власть.

На этих камерных собраниях они провозглашают анафему Советской власти. Левые эсеры и меньшевики прямо заявляли до недавнего времени о том, что нужно распустить Совнарком, устранить большевиков из Советов.

Только враги народа могут в дни испытаний требовать ликвидации центрального правительства.

Это понимают люди труда. Со своими речами меньшевики боятся выступать на рабочих митингах. Правда, им удается подбивать голодных людей на протесты и даже организовывать забастовки. Но это — частные случаи. Весь корреспондентский корпус, за исключением некоторых честных корреспондентов, сразу же сообщает Европе о «мятежах» в Москве.

Я не могу фальсифицировать подлинные явления жизни. Поэтому мне мой шеф прямо заявил, чтобы я покончил с восхищением большевистской революцией».

— Получил замечательное письмо от нашей Клары, — сказал Ленин, едва переступив порог квартиры. — Ты послушай, Надя, что она пишет: спартаковцы «головой и сердцем» с нами. Рабочий класс Запада поможет нам.

— Пришло по почте? — спросила Надежда Константиновна.

— Принесла по ее поручению Герта Гордон. Шло оно долго — месяц. Завтра я пошлю Кларе ответ.

Утром следующего дня перед началом заседания Совнаркома Ленин написал Кларе Цеткин:

«Глубокоуважаемая товарищ Цеткин!

Большое, горячее спасибо за Ваше письмо от 27/6, которое мне принесла товарищ Герта Гордон. Я сделаю все, чтобы помочь товарищу Гордон.

Нас всех чрезвычайно радует, что Вы, товарищ Меринг и другие «товарищи спартаковцы» в Германии «головой и сердцем» с нами. Это дает нам уверенность, что лучшие элементы западноевропейского рабочего класса — несмотря на все трудности — все же придут нам на помощь.