Георгий Марягин - Стратег и зодчий

Вдруг кто-то из президиума прошел в конец зала, там сидел Ленин.

Оказывается, он приехал на митинг давно, сидел никем не узнанный в заднем ряду.

Зал шумел, когда он проходил на сцену, раздавались выкрики, требовали, чтоб он выступил.

Ленин, взойдя на сцену, сразу начал речь. Он прямо заявил, что нельзя обещать скорого улучшения положения. Он признал, что критика рабочих справедлива, что Советское правительство, партия большевиков допускают много ошибок.

— Но там, где свергнуты Советы и власть в руках эсеров, — заявил Ленин, — землю вернули помещикам, а предприятия — бывшим владельцам. Восьмичасовой рабочий день отменен. Профсоюзы и крестьянские организации распущены. Власть в руках полиции. Желаете, чтобы все это было снова повсюду в стране?

В ответ раздались возгласы:

— Нет.

— Не допустим!

— Старому не возвратиться!

— Тогда для нас один выход: работать, бороться до победы, преодолеть все трудности.

Стол президиума окружили участники митинга, они просили послать их на фронт, заявляли о своем решении стать членами партии.

Я тоже пробрался к столу, желая увидеть Ленина вблизи, но он уехал так же незаметно, как и приехал. Говорят, что он спешил на другой рабочий митинг».

Несмотря на раннее утро, в штабе Восточного фронта, обосновавшегося на окраинной улице сонного Арзамаса, уже было людно и шумно. В прохладных комнатах купеческого особняка звенели телефоны, торопливо стучали телеграфные аппараты, гулко звучали шаги сотрудников, связных. В крайней комнате председатель Реввоенсовета фронта Кобозев просматривал телеграммы, донесения.

— Превосходно действуют летчики, — поделился он новостью с вошедшим к нему членом Военного совета Данишевским. Оба они заметно похудели за последнее время, лица опухли от бессонницы. — Летчики Павлов и Ингаунис бомбардировали Верхний и Нижний Услон. И одновременно вели разведку. Они обнаружили, что каппелевцы наступают на Тюрлему. Приготовим Каппелю баню. Еще пришло несколько самолетов, — поднимаясь из-за стола, потряс телеграммами Кобозев. — Теперь у нас полных три эскадрильи, с Западной завесы идут две дивизии. Главмор сообщил, что нам направлены три подводные лодки. Во всем чувствуется забота Ильича. Положение наше было бы аховым, если бы он не перебросил на наш фронт самолеты, суда Балтики и резервы с Западной завесы. Теперь у нас есть все для освобождения Казани.

Кобозев подошел к карте и переставил два флажка возле станции Тюрлема:

— У нас теперь есть Пятая армия, три эскадрильи, Волжская военная флотилия.

— Где она сейчас?

— Идет к Свияжску. А по пути наносит удары вражеским кораблям. Наше превосходство в воздухе и на воде бесспорно. Теперь уже каппелевцы не рискуют налетать на Свияжск. Вацетис убежден, что нужно действовать решительно, не упустить момент для нанесения решительного удара, и мы освободим Казань.

— Он не ошибается, — усаживаясь у окна, согласился Данишевский. — Но кроме решимости нужно, чтоб Вацетису не мешали командовать фронтом, а Славену — армией. Троцкий же верен себе. Он нередко игнорирует мнение комиссаров, проявляет к ним пренебрежительное отношение, хотя некоторых наделяет правами военачальников. И все единоначалие летит к чертям.

— Мы уже заявляли о позиции Реввоенсовета. Троцкий попытался юлить, доказывать, что мы заняли позицию невмешательства, что только Вацетис требует ограничения функций комиссаров… Я прошу тебя, Карл, немедленно садись за письмо Ленину от имени всего Реввоенсовета, — Кобозев возвратился к столу. — Если Троцкий не получит указания правительства и будет продолжать свою линию, мы лишимся тех честных офицеров, которые добровольно пришли в нашу армию.

Данишевский облюбовал небольшую комнату, заперся на ключ, наказав дневальному по штабу никого не впускать к нему.

За время пребывания Троцкого на фронте накопилось множество фактов его диктата. Он без согласования назначал и перемещал членов Военного совета. Кобозев был вдруг назначен членом Военного совета Пятой армии; по сути, командование Пятой армией было доверено Розенгольцу, это сковывало инициативу командарма Славена.

«Военсовет считал и считает, — писал Данишевский, — подобное расширение функций комиссаров вредным. Мы также не считаем допустимым ставить во главе армий одних командующих, но полагаем, что коллегиальность в управлении или даже фиктив коллегиальности вреден и уменьшает чувство ответственности командарма перед главкомом и фактически обезличивает управление армиями и децентрализует управление фронтом, что абсолютно недопустимо. Обязанность комиссаров отдельных армий — следить за армиями и штабами в политическом отношении, в этом смысле мы и говорим: политические комиссары состоят при, а не над армиями, комиссары являются глазами и представителями правительства и Военно-революционного совета Восточного фронта. Авторитет комиссаров этим ничуть не умаляется…»

Припомнилась недавняя попытка Троцкого обвинить Военный совет фронта в невмешательстве.

«Революционный Военный совет Восточного фронта отказывается понимать намеки наркомвоена Троцкого на какую-то теорию невмешательства, будто проявляющуюся во взглядах и деяниях членов Военного совета… Указания Троцкого, чтобы члены Реввоенсовета предложили главкому перенести свое внимание с вопросов политической организации на вопросы оперативные, РВС считает по меньшей мере нетактичными. Вопрос о форме организации управления армиями не есть только вопрос политический, ибо от конструкции организации управления войсками зависит успех или неуспех операции. При этом в компетенции Военного революционного совета Восточного фронта находится и забота о политической организации и состоянии армии, а тов. Вацетис в качестве главкома есть член Совета, и его подпись рядом с подписью членов Совета всегда будет иметь место и под приказами, телеграммами, указаниями, проектами, воззваниями и пр. политического характера».

«Жалоба? — перечитывая, мысленно продумывая написанное, спросил себя Данишевский. — Ничего! Владимир Ильич не упрекнет! Кажется, все основное освещено. Нужно сформулировать наши пожелания».

«Мы просим в наикратчайший срок разрешить своим авторитетным постановлением данный вопрос», — решительно закончил Данишевский.

«Разнесся слух, что Ленин смертельно ранен вчера на митинге. После Хлебной биржи он выступал на заводе Михельсона. В прессе нет подробных сообщений о ранении и состоянии здоровья. По слухам, задержали женщину, стрелявшую в Ленина. Она из партии эсеров. Это партия террористов. Первое покушение на Ленина в начале 1918 года также было организовано эсерами. На митингах рабочие требуют суровой кары заговорщикам. Ранение Ленина показало, как любят его рабочие: в Кремле парад делегаций, увеличился приток добровольцев в Красную Армию, требуют, чтоб их отправили на Восточный фронт, под Казань, где сейчас идут жестокие бои».