Юрий Сальников - Нет примирения!

И она отвечает вопросом на вопрос, тоже шепотом:

— А ты бы как хотел?

— Я часто думал: вот бы приехала совсем! — поспешно говорит он. — И ты приехала… Помнишь, как мы танцевали с тобой тогда?..

— Помню…

Павлик слегка сжимает ладонями Дашины плечи.

Вздрогнув, она вскидывает голову и, глядя снизу вверх, приподнимается на носки, словно ей хочется глубже заглянуть в его красивые черные глаза, но тут же выскальзывает из рук Павлика, бежит дальше и опять останавливается: вверху, распахнув дверь и промелькнув силуэтами в ослепительной полосе света, пробегают Сергей и кудрявая Лена. Кажется, и сейчас он гонится за ней, а она не желает его слушать.

— Ссорятся? — шепчет Даша.

— Нет… Они очень дружны. Только он плохо танцует.

Даша снова заглядывает Павлику в глаза.

— А ты прилично танцуешь! — И прыскает от смеха. — Ты, должно быть, все делаешь прилично?

— Как это?

— Тетя сказала: и зарабатывал прилично. Только вот что-то сейчас хуже стал…

Павлик мотнул головой:

— Уже успела! Они с дядей такие. Все на деньги переводят.

— А ты не любишь деньги?

— Что их любить? Заработал, израсходовал.

— Но разве плохо, когда их много?

— Их сколько ни будет, все мало! Тетка вон дом завещать хочет, да я отказался…

— Как отказался?

— Очень просто… Не нужно, говорю, мне вашего богатства. Без него проживу… Слушай, Дашенька! — решительно прервал вдруг сам себя Павлик. — А если бы это я написал, а?

— Что написал?

— Ну, как Пушкин тебе в записке…

— Ой, смотрите, второй Пушкин нашелся! — засмеялась она как-то слишком резко и побежала по лестнице.

— Да я не шучу, Дашенька. Постой!

…Они подбежали к столу взбудораженные, раскрасневшиеся. Сидящие у стола пели. Дирижировал, размахивая вилкой, Максим Академик.

Павлик не отрывал от Даши взгляда, и она спряталась за Надину спину.

— «Из-за острова на стрежень…» — запел вдруг кто-то басом, но его перебили, озорничая, два звонких тенора:

Неожиданно взвился чистый девичий голос:

Все сразу, притихнув, повернули головы к Даше. Смущенная общим вниманием, она замолкла на полуслове, но ее стали просить:

— Давайте, Даша… Давай!

И Павлик начал горячо просить. Наконец она согласилась:

— Хорошо, но другую.

И запела не спеша:

Снова все притихли.

А у нее оживилось лицо, сияли глаза, она плавно, в такт музыке, покачивалась, так что, наверное, уже не одному Павлику, а многим показалось, будто он сам сейчас танцует с красивой девушкой:

Она обводит всех гордым, победным взглядом, словно не замечая среди окружающих ее парней Павлика. Но поет она сейчас, конечно, только для него одного:

Нет, Павлик не собирался делать никакой тайны из своих отношений с Дашей! И едва она умолкла, первый сорвался с места, неистово хлопая в ладоши:

— Здорово! Здорово!

И кругом все зашумели, стали хвалить, восхищаться, а комсорг Лена, по привычке тряхнув белыми кудрями, объявила категорически:

— Записываю тебя в хор! Как хочешь, а будешь в нашем хоре!

— Браво! — неожиданно раздался со стороны грубовато-насмешливый голос. — Кто это здесь так отличается?

Даша обернулась.

К столу подходил коренастый парень в синем костюме. Волосы светло-пшеничного цвета. Белая рубашка с отложным воротником. Сильная шея… В высоко поднятой руке зажат стакан, доверху наполненный темно-красным вином.

Рядом с коренастым шагал на редкость долговязый детина в тюбетейке — тоже со стаканом вина в руках.

— Браво! — повторил долговязый. — Как в волейболе: подача ваша, мяч в игре!

— Постой, Тамерланович! — широким жестом остановил его коренастый. — Перво-наперво желаю самолично проздравить героев труда!

— Факт! — согласился Тамерланович. — Счет в их пользу.

— Садитесь! — Сергей подвинул стул, а Павлик уже взял в руки стакан, но тут поднялся Александр.

— Нет! — сказал он. — Не желаю!

— Что ты, Сашка? — испугался Сергей. — Ну, стоит ли… в праздник…

— А если праздник, так все простить ему?

— Саша, — дотронулась до его руки Надя.

— Ну что — «Саша, Саша»! — рассердился он. — С ним вот — пожалуйста! Привет, Тамерланович!

Коренастый усмехнулся:

— Ясно, бригадир! Я думал по-хорошему с вами, а ты… Конечно, Гришка Свиридин и без вас не пропадет! В показательной бригаде не состою, а работаю не хуже. И фотография — на доске. И сюда приглашен, как вы, по билетику: «Уважаемый товарищ…»

— Собой уважаемый, — вставил Максим.

— А ты не ехидствуй, Академик! Ну, проштрафился я разок…

— Если б разок! — сказала Лена.

— Гляди-кось! — повернулся Свиридин. — И вождь издает звуки. В таком случае мерсите!

Он опять усмехнулся и отошел. Тамерланович покачал головой:

— Ай, ребята, зачем человека обидели?

Ответил Максим:

— Ты у нас новичок, Тамерланович. Всего не знаешь.

— Знаю не знаю — один-ноль не в вашу пользу! И я не Тамерланович тебе, а Салимжан!

— Чудак! Все же Тамерлановичем зовут.

— А у меня имя есть!

И он тоже отошел.

— Обиделся, — смущенно сказал Максим. — А все равно правильно Гришку встретили! Еще с издевочкой подъехал: «Проздравить»! Сам десятый дом строит…

— Положим, не десятый, а только первый, — поправил Сергей.

— Один коленкор! Пристраивает да расширяет…

Поблизости опять заиграла музыка.

— Пойдем, Дашенька, — поднялся Павлик.

Но она отстранила его, вставая. От соседнего столика как раз отделились Григорий Свиридин и Салимжан-Тамерланович. Схватив бокал, Даша шагнула навстречу Свиридину:

— Я с вами выпить хочу!

— Сядь, Даша! — позвал Александр.

Григорий исподлобья взглянул на него, потом на девушку и демонстративно стукнул своим стаканом о ее бокал:

— Сестра бригадирова? — догадался он. — Ловко! А ну, пей до дна! — подзадорил он и, когда она выпила вино, тоже опустошил свой стакан, потом неожиданно сунул его Салимжану и шутливо выпрямился, прищелкнув каблуками: — На танец пригласить разрешите!

Павлик сделал к нему шаг:

— Ты что?

— А что?

Они застыли вплотную лицом к лицу, словно прошитые пронзительными взглядами, побледневшие и напряженные. И все, кто находился у стола, притихли. Но Даша встала между парнями и очень ласково улыбнулась Павлику:

— Извини, Павлуша… Разве не видишь? Приглашена…

И пошла в круг танцующих с Григорием.