Иси Меликзаде - Зеленая ночь

Лоб у Пири был мокрый, пот стекал по щекам, подбородку, но Пири не замечал его. Виновато улыбнулся Умиду и кивнул на мотоцикл.

Умид сам не заметил, как очутился на седле.

Пири подбежал к воротам, толкнул одну створку…

Теплый ветер трепал Умиду волосы, гладил лицо, забивался за воротник, бурдюком надувал рубашку. На выбоинах мотоцикл подбрасывало, мышцы на груди вздрагивали. Умиду чудилось, что тысячи пальцев щекочут все его тело — от затылка до пяток. Хотелось смеяться.

Мотоцикл проскочил недостроенную баню и понесся вдоль плетня колхозного сада. Серые от пыли деревья торопливо передавали друг другу оглушительный треск мотоцикла. Позади осталась артезианская скважина, длинное здание столовой с висящим на двери замком…

Умид то и дело поворачивал голову, чтобы взглянуть на столбы пыли, фонтаном вздымающиеся из-под колес. Хотелось лететь! Далеко-далеко!.. Туда, где земля соединяется с небом!.. Все. Они теперь у него в руках. Барсук Пири и Асли с ее крашеной головой и мучнисто-белым лицом. В рот ему будут смотреть, ждать приказания. Если Пири когда-нибудь еще спросит при нем, почему человек, обжегшись, смотрит вверх, он может встать и преспокойно заехать ему в морду. И Пири не пикнет. Вытащит платок и утрется.

Умид прибавил газа. Проскочил неширокий мост. Свернул на проселок, заросший по обочинам кустами. Треск мотоцикла волнами заплывал на заросли тростника. Воробьи и жаворонки, испуганно вспархивая, взмывали в небо.

За арыком, в бесконечном просторе хлопкового поля, виднелся трактор Тубу. Умид решил было повернуть, но захотелось посмотреть, узнает она его или нет.

Оставив мотоцикл на дороге, Умид зашагал к трактору. Чем ближе он подходил, тем чаще тукало сердце. Даже зло начало разбирать: «Какого черта?! Чего я так боюсь?»

Тубу стояла возле трактора и смотрела, как он подходит.

— Привет, солдат! — сказала она, опередив приветствие Умида. — Вот и тебя дождались! — и протянула ему руку.

В смуглых пальцах Тубу была неженская сила. Умид невольно вспомнил, какие у нее плечи, руки…

— Здорово ты выросла, Тубу!..

— Что ж мне, малюткой оставаться? — Девушка лукаво взглянула на него, и во рту у нее сверкнули три золотых зуба. — А тебе идут усы!

— А тебе — золотые зубы!

Девушка махнула рукой.

— Свои никакое золото не заменит!.. Это — на практике. Грохнулась с трактора и выбила…

— И хорошо! Разговорчивей будешь, с золотом-то!

— Куда уж!.. Язык устал на собраниях да на совещаниях!.. Только и знаю выступать! То радио, то телевидение, то комсомольский актив… Чуть не каждый месяц в Баку вызывают… — Она махнула рукой. — Солмаз видел, как приехал?

— В каком смысле? — Умид удивленно поглядел на девушку — вот ведь как повернула разговор.

— Ну… Соседи же. Я просто так спрашиваю.

— Видел раз…

— На медсестру учится. В институт не захотела. В техникум-то еле уломали. Мы ведь уговорились на механизаторов учиться. Ну, а дядя Халык… — Тубу поглядела на стоявший на дороге мотоцикл. — Твой?

— С орденом тебя, Тубу! — сказал Умид, сделав вид, что не слышит.

— Спасибо, — она застенчиво улыбнулась.

Умид, не отрываясь, глядел в ее глаза, такие живые, ясные… Девушка сжалась под его пристальным взглядом.

— Заболталась я, — она отвернулась и решительно направилась к трактору.

— Слушай, а нельзя без комбинезона? — спросил вдруг Умид. Хотел добавить, что без него лучше, что в комбинезоне она похожа на парня, но не добавил.

— И так сойдет! — бросила Тубу. Прыжок — и она уже сидела за рулем.

Умид не понял, почему следом за ней тоже вскарабкался на трактор. «Вот чертовщина!.. Подумает еще, что пристаю!» Хотел было спрыгнуть, да вспомнил вовремя: «Сесть на ишака — горе, упасть с него — вдвое!..»

— Давай прямо на озеро!

Он не представлял себе, как выглядит, произнося эти лихие слова, знал только, что шутки шутить не мастер. Тубу посмотрела на него серьезно, без улыбки, и Умид почувствовал, как вытянулось у него лицо. Стиснул зубы, чертыхнулся про себя. Но отступать было поздно.

— А оттуда на яйлаги махнем!..

— Ты что, солдат, ошалел? Яйлаги!.. — Тубу грустно вздохнула и рванула рычаг.

Трактор, подрагивая, шел меж рядами хлопчатника. Подрагивали руки Тубу, лежавшие на руле, подрагивали ее скрытые под комбинезоном груди. Умид знал, какие они круглые, какие белые — гораздо белей остального тела. Как хотелось ему, чтобы девушка сбросила свой комбинезон и стала как там, в речке. Но он боялся, что если представит ее себе такой, как вчера, его, как вчера, начнет колотить дрожь. И чтобы избавиться от наваждения, приблизил губы к уху Тубу и крикнул, стараясь перекричать рев мотора:

— А что, такое уж счастье — на яйлаг попасть?

— Мой яйлаг тут! — крикнула Тубу, не отрывая глаз от рядов хлопчатника. — С рассвета до темна солнечные ванны принимаю!

Он снова приблизил губы к ее маленькому красивому уху:

— Потому и тверда как сталь!

Девушка вздрогнула от коснувшегося ее дыхания, отклонила голову и, чтобы не рассмеяться, прикусила губу.

Умид чуть не оглох от тарахтения. Ему хотелось поболтать с девушкой, вовлечь ее в непринужденный разговор, но шум не давал подумать, найти подходящее слово. Нужно было кричать, надрывая глотку, и девушка должна была отвечать ему криком. Он представил себе, что трактор замер, убрал мысленно рев мотора, и в поле стало тихо. Только они с Тубу орут, орут в полной тишине, орут так, что слышно на другом конце поля. Это было смешно, но Умид не успел засмеяться. Потому что к их с Тубу выкрикам прибавился еще один, услышанный несколько лет назад: «Ровню себе ищи! Ишак!»

А что, если взять и погладить Тубу по голове. «Ведь это ты мне ровня?» Что бы она сделала? Скорей всего, ухватила бы его за ухо смуглыми пальцами и крутанула бы изо всей силы. Он взглянул на тонкие пальцы девушки, крепко сжимавшие штурвал, и почувствовал, как горит ухо.

Трактор описал круг. Сейчас Умиду видны были работавшие в поле девушки. Издали он не мог различить, да, по правде сказать, не очень они его интересовали.

— Что это за девушки? — спросил он. Так, чтоб сказать что-нибудь.

— Моя бригада, — с гордостью ответила Тубу и, на мгновение оторвав взгляд от рядов, обернулась к нему. — Ты их всех знаешь. В нашей школе учились.

Умид почему-то сразу вспомнил, что пора возвращаться.

— Отец беспокоится! — сказал он, соскакивая с трактора. — Будь здорова, Тубу!

Трактор остановился.

— Чего ты? Давай с нами обедать. Вон и девушки идут!

— Не хочу, — сказал Умид. — Сыт.

Он завел мотоцикл, сел, но приятно почему-то не было. Наоборот — противно. Будто не на мотоцикле ехал, а делал что-то постыдное.

Когда мотоцикл с ревом ворвался во двор, стоявшие у колодца обернулись. Уперши руки в бока, Халык с таким видом глядел на мотоцикл, словно старался вспомнить: вроде он его видел где-то, вот только где?.. Умид облегченно вздохнул. Он боялся, что Халык бросится на него: «Ты что это, сукин сын?! Кто тебе разрешил, а?!»