Иси Меликзаде - Зеленая ночь

Никто вроде и не заметил его прихода. Халык с миской в руках на корточках сидел возле матери. Пири и Джафаркулу стояли тут же, под шелковицей.

Халык взял чайную ложечку катыка, поднес матери ко рту.

— Поешь, мамочка… Прошу тебя…

Бабушка Миннет молча смотрела на сына крошечными красными глазками.

— Поешь! Ну, прошу!.. — Халык всунул ложку в провалившийся старухин рот. — Покормлю мою родную, как она меня раньше кормила!..

Сморщенная, зажатая меж плечами старческая шея дрогнула от глотка.

— Вот так! Хорошо! — сказал Халык и взял вторую ложку катыка.

Пири повернулся к Меджиду-киши, в изнеможении присевшему в сторонке, и громко, так, что услышала даже подметавшая айван Гюлендам, сказал:

— Каждый день сам кормит… Десять лет!.. Вот человек!..

Меджид-киши молчал, разглядывая измазанные глиной руки.

Пири подошел к Умиду:

— В Кировабад хочешь?

— В Кировабад? Зачем?

— Так, прокатиться… Вечером обратно.

Не дожидаясь ответа, он подошел к Халыку и, наклонившись, что-то шепнул ему. Тот обернулся с ложкой в руках, мельком глянул на Умида. Отвернулся, пробормотал что-то… Пири снова зашептал ему на ухо. Халык пожал плечами, потом поставил миску на скатерть, поднялся и обернулся к Умиду.

— Асли велит тебя с собой взять. Что-то больно ты моей жене полюбился… — он усмехнулся, мешки под глазами еще больше набрякли.

— А как же колодец? — Умид взглянул на отца.

— Джафаркулу поможет, — ответил за отца Халык.

Джафаркулу сунул за щеку кусок чорека, который только что взял со скатерти. Щека надулась и заблестела.

— Как же я?.. У меня… это… грыжа…

— Ничего! — бросил Халык. — Семерых детишек настрогал, не говорил — грыжа!

Джафаркулу с трудом проглотил большой кусок.

— При чем тут?.. Разные вещи… Земля вон какая тяжелая!..

— Ладно, все! Будешь помогать дяде Меджиду.

— А грыжа-то…

— Отстань! — оборвал его председатель. — Не порть кровь — к научному руководителю еду!..

Пока машина не выехала из деревни, никто не произнес ни слова. Когда свернули на шоссе, Халык повернулся к Умиду. Бледное его лицо порозовело, словно от сильного напряжения.

— Знаешь, чего ради Асли тебя ко мне приставила? Думает, гулять еду… Кто про что, а вшивый все про баню!.. — Халык повернулся к водителю. — Затянулась моя наука… А злыдень этот покоя не дает. Пристал как репей! На дню два раза звонит!..

По тому, как образовались морщины на щеке Пири, Умид понял, что тот осклабился.

Свернули к винодельческому совхозу, прихватили бочонок коньяка. Похоже, научный руководитель Халыка — не дурак выпить…

В Евлахе заехали на базар. Купили зелени, помидоров с огурцами, фруктов. Что ж, все правильно: коньяк, баранина — без зелени не обойтись.

Зашли в промтоварный магазин. Халык взял семь метров дорогой парчи. Видимо, для жены или дочери научного руководителя.

Халык отозвал Пири в сторону. Они говорили вполголоса, но председатель то и дело поглядывал на Умида, и тот понял, что разговор о нем. Халык был чем-то обеспокоен, даже растерян немного, он что-то быстро-быстро говорил Пири, но тот лишь пожимал плечами.

Наконец Халык пальцем поманил к себе Умида.

— Хочешь остаться здесь, погуляй… На обратном пути захватим. — Он достал из бумажника десятку, протянул Умиду: — В ресторан куда-нибудь зайди.

— Спасибо, — сказал Умид. — Деньги у меня есть. Только я лучше с вами.

Халык молча пошел к машине. Сел, хлопнул дверцей.

Он ни разу не обернулся, ни разу не взглянул на Умида. Все было ясно — это Барсук. Он уговорил Халыка отдать Умиду мотоцикл. И на заднее сиденье машины он сунул Умида, он, Пири! Старается Барсук. Из кожи вон лезет!..

От Евлаха свернули вправо. Проехали мост через Куру, и Умид понял, что дорога не та. Он два раза ездил в Кировабад: ни Куры не было, ни моста…

Машина нырнула под арку с надписью «Мингечаур».

Умиду не доводилось бывать в этом городе, он только успевал крутить головой. Широкие улицы, высокие дома… С балконов и из окон домов выглядывали светловолосые женщины… Город был чем-то похож на Барнаул, возле которого стояла их часть. Побыть бы здесь хоть полчасика!.. Походить, посмотреть… Жалко, что сейчас проскочат его и — в Кировабад!..

Машина остановилась против одного из финских домиков, разбросанных на берегу Куры. Кругом высоченные развесистые чинары. Чинары — да, чинары похожи на кировабадские…

Мясистая рука Пири нажала кнопку сигнала. Резкий звук далеко разнесся по пустынной улице. Халык недовольно поглядел на водителя.

— Потише нельзя? Пожар?

В окне домика, стоявшего в глубине двора за невысокой, заросшей вьюном оградой, показалась полная улыбающаяся женщина.

Халык отворил калитку, вошел во двор и скрылся в деревянном домике.

Будь на месте Умида кто-нибудь другой, подогадливей, он, вероятно, прикусил бы палец и пробормотал: «Так вот оно что…» Но Умид не прикусил палец. Стоял, повернувшись лицом к Куре, и размышлял: «И только из-за этого дядя Халык хотел от меня отделаться?..»

Пири взял из машины корзину с гостинцами, сверток и потащил в дом. Потом вернулся и, тяжело отдуваясь, плюхнулся на сиденье.

— Пересаживайся! — он кивнул на место рядом с собой.

Умид перебрался вперед.

— А в Кировабад-то поедем?.. — спросил он, когда выехали из города.

— В Кировабад?.. А чем он лучше этого города? Видал, какие красотки?.. И все культурные…

Остановились у шашлычной на берегу озера.

Купающихся было полно — пальцем ткнуть некуда. Одни загорали, растянувшись на песке, другие плескались, плавали, что-то кричали друг другу… Чуть подальше сновали ярко окрашенные лодки.

Козырьком приставив ко лбу ладонь, Умид стал внимательно разглядывать купальщиц. Розоватые, желтоватые, белые-белые, словно из хлопка, тела… И ни одной похожей на Тубу, бронзово-золотистой, как поспевающий баклажан…

Пири тоже прикрыл ладонью глаза, поглядел на девушек, облизнулся…

— Живут люди, а!.. А мы копошимся в грязи с утра до ночи… Жалко, трусов нет, обязательно искупался бы!..

Сели за столик. Пири подозвал официанта:

— Четыре порции шашлыка из рыбы!

— Куда четыре? — запротестовал Умид. — Много!

Пири, не отвечая, показал официанту растопыренную пятерню:

— Пять порций. И вина… Сухого. — И, когда официант ушел, сказал, усмехнувшись: — Ты видел их порции? Три кусочка! А я за раз сотню умну!..

Пить Пири не стал.

— За рулем не могу. Будет случай, в деревне посидим, с удовольствием с тобой выпью. А сейчас — хоть убей.

Умид стакан за стаканом тянул прохладное вино — Пири то и дело подливал ему — и не заметил, как опустела бутылка. По всему телу разлилась приятная тяжесть, совсем не похожая на ту, от которой ломило тело, когда он тащил из колодца ведро, полное влажной земли… Все сейчас, даже волосатое лицо Пири, было того же цвета, что и вино. Умид поглядел, как шевелятся круглые щеки Пири, жующего шашлык, перевел взгляд на пучки волос, торчащие на мочках ушей, и спросил, не очень-то соображая, что говорит: