Иси Меликзаде - Зеленая ночь

— Чего тебя Барсуком прозвали, а?

Пири поперхнулся, проглотил непрожеванный кусок. Усмешка тронула его губы. Недоброй показалась она Умиду.

— Черт их знает!.. Делать нечего, вот и придумывают. А что, похож я на барсука?

— Похож, — Умид кивнул.

— Что ж, спасибо… а ведь каждый на кого-нибудь походит.

— И я?

— Конечно.

— А на кого?

— Ты? Кузнечик!

Перед взглядом Умида, затуманенным винными парами, возникли вдруг голые мальчишки, речка, кусты… Отчетливо прозвучала оплеуха…

— Шучу, шучу!.. — поспешно сказал Пири. — Ты парень классный!

Умид подумал, что Пири испугался — не обидел ли его, и со слезами на глазах будет сейчас молить о пощаде. «Если ты скажешь, что видел меня в постели Асли, я пропал. Халык из нас с ней котлету сделает!» Вынет из кармана смятый платок и станет вытирать слезы. И Умид сжалится над ним. «За кого ты меня принимаешь? — скажет он. — Эту тайну я унесу в могилу. Но признайся: ты поступил подло!» Пири опустит голову и скажет: «Ты прав, Умид. Я негодяй! Подлец из подлецов! Клянусь пятью своими детьми, больше этого не повторится!»

Но Пири совсем не похож был на кающегося грешника. Он вел себя так, словно на нем ни пятнышка, и Умид уже начал сомневаться: а видел ли он Пири в постели председательской жены? Может, померещилось?

Пири поставил локти на стол, перегнулся к Умиду:

— Ну, пускай Барсуком прозвали. Пускай Барсук! Что с того? Ты в сердце мне загляни! Знаешь, какое у меня сердце? Для людей стараюсь! Если б не я, Халык такого бы натворил!.. Да вот отец твой колодец копает. Думаешь, Халык сам? Я его надоумил! Пораскинь умом; нужен бабке этот колодец? А? Нужен ей колодец?

— Не нужен.

— Вот. А дяде Меджиду заработать надо. Я и заплатить заставлю больше, чем положено. Я добрый… — Пири примолк, огляделся по сторонам и сказал негромко, но внушительно: — У меня одна плохая черта. Мстительный я. Что есть, то есть. Не прощаю. Подставил мне ножку — берегись! — И Пири пристально поглядел на Умида.

Но глаза у парня прикрыты были отяжелевшими веками, и Пири не смог найти в них ответа на свои слова. А потому отвернулся с таким равнодушным видом, будто все сказанное не имеет к Умиду ни малейшего отношения, будто это так, для разговора…

— Если кто мне поперек дороги стал — пеняй на себя!

— И что ж ты сделаешь? — Умид грудью навалился на стол. — Убьешь?

Пири отломил кусочек хлеба и, зажав его двумя пальцами, поднес к полузакрытым глазам Умида.

— Хлебом клянусь: убью! — негромко сказал он. — Уж если мне жизнь поломают!..

В затуманенной вином голове Умида мелькнуло, что это правда, Барсук запросто может прикончить человека. Подстережет как-нибудь на дороге, разгонит свой газик… И все. Сам виноват — неосторожен!..

Умид поднялся из-за стола.

— Пошли.

Пири встал. Обхватил Умида за шею.

— Мы с тобой братья! Точно? До гробовой доски! — и поцеловал его в щеку.

Они долго бродили по городу. На некоторых улицах побывали по нескольку раз. Умид начал трезветь, но голова была как налитая, под глазами надулись мешки. С каким наслаждением прилег бы он где-нибудь на тюфячке!.. Да и без тюфячка сойдет! Хоть на голой земле!.. Хоть валетом с бабушкой Миннет!..

— Когда обратно-то? — слабым голосом спросил он Пири.

— Я знаю, тебе Солмаз нравится… — не отвечая на вопрос, сказал вдруг Пири. — Ты ей письма писал.

Умид обалдело молчал. Он протрезвел мгновенно.

— Чудное чего-то городишь… — испуганно пролепетал он.

И тут Пири рубанул сплеча:

— Ты из-за нее с Тофиком дрался!

Пири нарочно сказал «дрался». Не «получил от Тофика», а «подрался». Боялся все-таки, не хотел задеть самолюбие.

— Асли тоже в курсе дела.

— Ну, ты даешь!.. — спокойно сказал Умид.

Пири снял с руля руку, трахнул себя в грудь кулаком:

— Жизнью клянусь, в курсе!.. Детьми клянусь!..

— Ерунда!.. Как это можно: Солмаз и я!..

— А что? Чем ты хуже других?! Ничем! Хочешь, проверну дельце? Лишь бы Асли согласилась, Халык и не пикнет!

— А Солмаз?

— Что — Солмаз?! Бога должна благодарить, что такого парня отхватит! Только сам не зевай!

— В каком смысле?

— Повидайся с девушкой, потолкуй… Хочешь, организую?

— Нет, нет! Спасибо, — поспешно сказал Умид.

Сказал так, от смущения сказал. Сказал и испугался. Значит, все? Значит, он окончательно потерял Солмаз? Останутся только сны, запутанные, непонятные?.. Снова он будет хватать ее ускользающие руки, но не ощутит ни их тепла, ни аромата каштановых волос. Потому что в снах нет ни запахов, ни тепла… Как ему надоело жить снами!..

Пири взглянул на часы.

— Пора.

Халык вышел из-за увитой вьюном ограды сразу, как только машина остановилась против калитки. Будто давно, с тех самых пор, стоит тут и ждет. Не спеша открыл дверцу, не спеша расположился на переднем сиденье, в нос Умиду ударил резкий запах духов.

Настроение у Халыка было превосходное. Никогда еще Умид не видел председателя таким радостным, оживленным. Лицо разрумянилось, мешки под глазами исчезли. Халык что-то негромко напевал. Потом, когда уже проехали полдороги, он вдруг замолк и обернулся назад.

— А ты вроде хороший парень, Умид… — Несколько секунд председатель не спускал с него внимательных глаз. — Учти: как только будет подходящий момент, Асли учинит тебе допрос.

Умид чуть было не сказал, что не будет допроса — Асли при нем и пикнуть не смеет. Вовремя спохватился.

— Станет Асли тебя допрашивать, куда ездили… Как ты скажешь? Куда?

— В Кировабад.

— К кому?

— К вашему научному руководителю.

— Этот умеет держать язык за зубами, — с усмешкой сказал Пири, и волосатые уши его покраснели.

— Ну и молодец!.. — Халык повернулся вперед и снова стал негромко напевать.

Умид зажег свет на айване. Отец лежал с открытыми глазами.

— Что ж так поздно-то, сынок? — он приподнялся, опершись на локоть.

— В Кировабад ездили. Туда-сюда — шесть часов… — Умид отвернулся, чтоб отец по лицу не увидел, что он врет.

Меджид-киши зевнул и почесал грудь.

— Сегодня не стал комаров выкуривать… Двинуться силы нет… Есть хочешь?

— Сыт. Шашлык из рыбы ели.

— Повезло!.. — Отец снова опустил голову на мутаку.

Ночь была спокойная. Перемигивались звезды. Ветерок бы — комаров разогнать… Над ухом послышалось противное жужжание. Умид потряс головой.

— А как от них спасаться?

— А чего, они тоже божьи твари… Создал зачем-то всевышний. Без надобности не стал бы… Вот возьми: змея мерзкая тварь, да? А говорят, правительство постановление издало: не истреблять. Нужны зачем-то. Может, и эти для чего-то надобны. Людишек дрянных ведь не истребляют. Потому что и те нужны: не будет плохих, хороших не оценишь.

Умид подумал, что отец не прав, злится он, а когда злится, все наоборот говорит: белое у него черное, черное — белое. Кому нужны плохие люди? Если таких, как Пири, миллион будет? Миллиард?