Пётр Лебеденко - Черные листья

Светлана Райнис, латышка с чуть длинноватым, но очень чистым и приятным лицом, с заметным акцентом проговорила:

— Выпьем за то, чтобы Лена была всегда такой же молодой и красивой. И чтобы сердце ее было всегда таким же мягким и добрым.

Лесняк сказал:

— Хорошо. Выпьем.

— А она и вправду красивая, — склонившись к Виктору, шепотком проговорила Наталья. — Ты согласен?

— Да.

— А кто тебе больше нравится, Светлана или Ленка?

— Обе нравятся.

Одинцова засмеялась:

— У тебя тоже доброе сердце?..

Он пожал плечами:

— Не знаю. Я об этом не думал… Мне кажется, каждый человек знает самого себя очень мало. Ты, например, хорошо себя знаешь?

— Я? Конечно.

— Какая же ты?

Кудинов через стол погрозил им пальцем:

— Не шептаться. Если есть идеи — выкладывайте. Нет идей — наливайте.

Виктор налил себе коньяку, Одинцовой — шампанского. Долго смотрел на свою рюмку, потом медленно повернул голову в сторону Натальи. Тонко очерченные ноздри ее неправдоподобно правильного носа чуть вздрагивали, но было ли это волнение, сдерживаемая чувственность или затаенная насмешка — Лесняк понять не мог. Одно он мог сказать совершенно точно: что-то ее сейчас тревожило, какие-то чувства ей не давали покоя. И когда она подняла свой бокал и через прозрачное стекло взглянула на Виктора, ему показалось, будто в глазах у нее то вспыхивают, то угасают огоньки, и это Наталья сама их то зажигает, то тушит. Со дна ее бокала поднимались крохотные пузырьки и тут же лопались, а Виктор думал, что, наверное, вот так же в эту минуту что-то поднимается со дна Натальиной души и Наталья старается, чтобы ни капли не перелилось через край. Чтобы все осталось в ней и никто ничего не увидел.

Лесняк напомнил:

— Так какая же ты?

Она отпила глоток вина, не спеша поставила бокал на стол и осторожно промокнула губы салфеткой.

— Прежде всего я гордая, — будто даже с вызовом сказала Наталья. — Кое-кто считает, что это плохо, но тут уж ничего с собой не поделаешь. Ты тоже думаешь, что это плохо?

— Нет, — ответил Виктор. — Если, конечно, человеку есть чем гордиться…

Она сразу вспыхнула:

— По-твоему, лично мне гордиться нечем?

— Почему же? Ты очень красивая. Тебе много дано.

— Спасибо. Не думала, что ты такой… такой мастер комплиментов.

— Я это искренне, — сказал Лесняк. — Да ты ведь и сама обо всем знаешь… Иначе…

Их разговор опять прервали. Светлана Райнис, четко выговаривая каждое слово (ей, наверное, казалось, что так она говорит более правильно), сказала:

— У нас в Латвии нельзя при множестве людей вести беседу наедине. Я по поводу вас, Наталья и Виктор. У нас…

— А крокодилы у вас водятся? — бросил Лесняк.

— Не всякие, — спокойно ответила Райнис. — Только лишь воспитанные. Такие, которые умеют быть вежливыми.

— Благодарю вас, — кивнул Лесняк. — Ваш ответ меня вполне удовлетворил. Выпьем, Света?

— Выпьем, Виктор. Ты мне нравишься. Может быть, на старости лет я тебя полюблю.

Кудиновы засмеялись. А у Натальи улыбка лишь тронула губы и при этом приоткрылась влажная белизна ровных зубов да едва заметно изогнулась левая бровь. На миг Лесняку показалось, будто в ее лице появилось что-то жесткое и неприятное, точно слова Светланы вызвали в ней какое-то нехорошее чувство. Но уже через секунду ничего от этого не осталось, и Виктор подумал, что у таких девушек, как Наталья, все самое главное всегда скрыто где-то в глубине души, и они никому не разрешают туда заглядывать. Наверное, именно поэтому такие девушки особенно к себе притягивают: все, что загадочно, кажется необыкновенным, а мимо необыкновенного никогда не пройдешь. Вот и его самого непостижимая сила притягивает к Наталье Одинцовой, и он знает, что главное тут не только в ее красоте. Обаяние исходит изнутри, и Лесняк мог бы поклясться, что, даже не глядя на Наталью, он все равно испытывает эту таинственную силу, которой не только не может противиться, но, наоборот, с радостью отдается. Правда, радость его какая-то уж слишком тяжелая, совсем не та, что несет с собой облегчение и умиротворенность, в ней чувствуется горечь. Однако он, ни на минуту не задумываясь, готов был испить любую чашу такой горечи, лишь бы…

«Что — лишь бы? — спросил он у самого себя. — Чего я от нее жду вообще? Наверняка она смотрит на меня, как на кутенка. Протянет руку — лизни ее, даст пинка — ласково поворчи…»

И словно ему уже дали такого пинка, он вдруг ощетинился. И как это часто с ним бывало, без видимой причины начал себя накручивать. Какого черта он позволяет вытворять над собой разные штучки? Почему эта некоронованная королева ведет себя с ним так, будто он ее верноподданный? Может быть, она хочет, чтобы Виктор Лесняк начал делать вокруг нее крутые виражи (кто ему сказал, что она этого хочет?)? Но Виктор Лесняк — это Виктор Лесняк, а не кандидат технических наук Ромов! «Прежде всего я гордая». Видали? «Прежде всего…» Ты думаешь, что одна такая? Мы тоже не из тех, кто бежит по следу и виляет хвостом. Непонятно? Можем пояснить…

Совсем неожиданно для Виктора Наталья положила свою руку на его и долго не убирала. Она сделала это на виду у всех, и Лесняк заметно смутился. Тем более, что Райнис не преминула заметить:

— Кажется, у меня не так много надежд даже на старости лет отдать свое сердце. Оно никому не понадобится…

Не обращая на ее слова никакого внимания, Наталья мягко сказала:

— У тебя сильные руки, Витя. Я это чувствую. Ты вообще сильный… Господи, терпеть не могу мужчин, у которых вместо мышц тряпки. Зачем тогда называться мужчиной?

У нее была теплая ладонь, не очень маленькая, но по-настоящему женственная и нежная. И ничего ни жесткого, ни неприятного в Наталье нет, все это Виктору или случайно показалось, или все это он выдумал. Гордая? А какой же должна быть девушка, если она никогда и ничем не запятнала свою честь?

Не отпуская его руку, Наталья еще ближе к нему придвинулась, и Виктор почувствовал, как она плечом прикоснулась к его плечу, обдав его теплом своего тела. Он был уверен, что все это было сделано без всякого умысла, но ему стало особенно приятно потому, что делает она это не тайком, а открыто, не усматривая в своих поступках ничего скверного. И словно в подтверждение его мыслей Наталья не громко, но так, что все ее слышали, сказала:

— Могу тебе признаться, Витя: совсем не думала, что мне будет здесь так хорошо…

Эта заноза Райнис тут же спросила:

— Здесь вообще или там, где сидишь и с кем сидишь, в частности?

Виктор хотел привстать и ответить вместо Натальи что-нибудь такое, чтобы Светка запомнила это на всю жизнь. Чего сует нос не в свое дело? Если он у нее длинный, его можно или укоротить, или как следует по нему щелкнуть… Однако Наталья, интуитивно угадав намерение Виктора, еще сильнее сжала его руку и сказала, спокойно глядя на Райнис: