Антти Тимонен - В заливе ветров

Они понуро поплелись туда, где утром так весело начинали скатку бревен.

Анни и Николай сидели у костра и сушили обувь, то и дело поглядывая на порог, но теперь все было спокойно. Сооруженная ими косса прикрыла камни, и бревна тихо проплывали мимо, покачиваясь на волнах. Любуясь рекою, Николай предложил:

— Анни, давай останемся здесь до конца сплава! Вот хорошо было бы!

— И не надо нам ни сплоточной машины, ни комсомольской работы, да?

— Ну зачем ты смеешься? — Николай смутился. — Я ведь только о том, что мы так мало вместе. Может быть, хоть сегодня останешься?

— Зачем? — лукаво спросила девушка.

— Мы бы «молнию» выпустили…

— И только?

— Поговорили бы, провели бы вместе вечер, — ведь давно не виделись…

— Так бы и сказал! — засмеялась Анни. — А то — «молния»! — И мягко добавила: — Мы будем вместе весь вечер. Не могу же я уехать, когда здесь такой переполох.

Николай крепко пожал ее руку, посмотрел в глаза и притянул ее к себе. Анни покраснела, вырвала руку — и кстати: из леса вышел Койвунен.

— А я-то боялся, что́ тут и как, — начал он. — Оказывается, даже косса стоит на месте! И Анни здесь? Э, вы, наверно, и не заметили, что у нас там плотина рухнула?

— Как не заметишь, когда тут затор чуть не до неба рос, — проворчал Никулин, притворяясь, что недоволен долгим отсутствием Койвунена.

Анни попрощалась и побежала на сплавной пункт, словно только на минутку задержалась здесь.

Анни еще издали услышала грохот падавших со штабелей бревен, возгласы сплавщиков и равномерный стрекот машин.

Ее, как всегда, встретили шутливыми возгласами:

— Где это ты пропадаешь, Анни? Разве можно начинать сплав без тебя?

— Видишь, что получилось, — плотину унесло. Почему не пришла днем раньше?

— Купальный костюм захватила? Мы уже открыли сезон.

— Не хочешь ли прокатиться? Жесткая плацкарта, без пересадки до Туулилахти. Для удобства свяжем для тебя два бревна.

— Нет, мы тебя не отпустим. С кем же мы здесь танцевать будем?

Посмеиваясь над шутками сплавщиков, она вымыла сапоги, вытерла руки и пошла искать Воронова.

— Смотри-ка, Воронов, весенняя птичка! — улыбнулся Потапов, когда веселая, краснощекая Анни вошла в комнату.

Анни открыла полевую сумку и подала Воронову письмо.

Воронов так обрадовался письму, что Анни даже пожалела его. Она знала, что Воронов ждет письма из Ростова-на-Дону, а это письмо здешнее, от бригады, работающей на озере. Воронов помрачнел, быстро пробежал письмо, потом выругался.

— Что случилось? — Потапов поднял на него глаза.

— На озере поломали сверло, попало на осколок снаряда, — неохотно объяснил Воронов. — Не могут получить нового. Этот черт Мякелев не дает, пока не будет составлен акт и пока я его не утвержу.

Взглянув на Анни, он виновато опустил глаза. Анни сделала вид, что ничего не слышала. Воронов принялся крутить ручку телефона.

— Соедините с Туулилахти, с конторой сплавного рейда! Мякелев? Надо немедленно отправить сверло для сверлильной машины на озеро… Что, письменное распоряжение? Ладно, получишь письменное распоряжение, только не медли! Что у тебя нового? Почему в больнице? Вот как! Да, Анни здесь. Скажу, скажу.

— Что случилось? — испуганно спросила Анни.

Воронов опустил трубку на рычаг, взглянул на девушку.

— Анни, тебе надо ехать в Туулилахти. Твоя мать в больнице. Отец просит приехать. Поедешь с Александровым.

— Он давно уехал, — заметил Потапов. — Ты же дал ему час времени. Они и так медлили с отъездом.

— Кто «они»?

— Александров и врач. Вместе уехали.

— Что это у них — свадебное путешествие на казенной машине? — вырвалось у Воронова.

— Нет, не свадебное, а деловое! — спокойно заметил Потапов. — Айно Андреевна была здесь по делу, а потом ей позвонили по телефону, чтобы она немедленно возвращалась. Она хороший врач и хорошая девушка.

Воронов поморщился. Анни испуганно вскрикнула:

— Что же с мамой? Наверно, плохо, если Айно Андреевну вызвали… А мне еще надо на Большую заводь ехать…

— А вот хныкать совсем ни к чему! — деловито сказал Воронов. — На Большой заводи Кирьянен и твои дела сделает. А ты возьми его лошадь и поедешь со мной в Туулилахти.

Кирьянен и Мийтрей Кюллиев только что вернулись с плотины и сушили перед огнем носки.

— Значит, ты думаешь, что в этом году будет хороший урожай? — спросил Кирьянен.

— Да, если верить старым приметам, — подтвердил Кюллиев. — Старики говорят: много было еловых шишек — значит лето урожайное будет.

Он понаблюдал за игрой пламени в печи, потом тяжело вздохнул:

— На поля тянет, особенно весной. Зря меня в Совет посадили. Земледелец я, мне бы, самое лучшее, в бригадиры полевой бригады…

— Тебя выбрал народ, — внушительно сказал Кирьянен. Он любил такие веские выражения.

— Да, тут ничего не поделаешь, — согласился Кюллиев. — Небось ты тоже думал: я, мол, шофер — и только. А вот теперь и механиком и секретарем парторганизации… Тяжело?

— Чем дальше живем, тем сложнее жизнь становится, — уклонился Кирьянен от ответа. — Но ведь и мы меняемся! Разве ты не замечаешь?

— Да уж куда больше! — усмехнулся Кюллиев. — Вот собрались у камелька два мужика, а разговор-то у них совсем не о выпивке! Скажи правду, ведь о плотине думаешь?

— А ты?

— И я о ней. Вот Воронов не отпустил моих колхозников, когда плотина еще жива была. А ты, должно быть, обдумываешь, как бы у меня еще несколько человек попросить…

— Дашь? — вдруг с силой вскрикнул Кирьянен и вскочил, роняя поленья, на которых были развешаны носки:

— Ишь какой быстрый! — недовольно сказал Кюллиев. — Чуть носки не сжег! — Он поставил поленья стоймя. — Вот и получается, говорю я, что были мы мужики, а стали государственными людьми. Хоть и маленькие задачи перед нами, а поди-ка реши их!

— Ты ответишь мне?

— А что с вами сделаешь? Придется с женщинами поговорить, работали же они в войну одни. Человек до десятка еще наберу…

Кирьянен хотел поблагодарить Кюллиева, но трудно было найти слова. Да и нужно ли это? Дело общее! Он прищурил и без того маленькие глазки и уважительно промолвил:

— Вот видишь, народ знает, какого человека выбирать председателем сельсовета.

Кюллиев поморщился. Не любил он благодарственных слов. Наступило неловкое молчание, которое нарушила Анни. Она вбежала в комнату и от порога заговорила:

— Товарищ Кирьянен! Маму положили в больницу! Я не смогу с вами ехать на Большую заводь.

Кюллиев вскочил, подошел к ней.

— Что с ней случилось? Да присядь к печке, посушись хоть немного. Расскажи толком.

Анни стала всхлипывать. Кирьянен подошел к девушке, неуклюже попытался утешить:

— Ты же еще и не знаешь, может, болезнь совсем и не опасная! Айно Андреевна вылечит ее. Дела твои на Большой заводи я сделаю сам, а ты забирай мою лошадь и поезжай.