Лев Лондон - Снег в июле

— Нет.

— Что «нет»?

— Я выразился правильно.

Нина видела, как с лица начальника сошла улыбка.

— Тут находится свидетель ваших странных заявлений, придется ответить, — холодно сказал он. — Надеюсь, вы не станете утверждать, что вас заставляли принять незаконченный дом?

— Письменного распоряжения у меня не было.

— Вы намекаете, что у вас было устное указание?

— Я могу идти? — устало спросил Возников.

— Да, вы можете идти… или уйти, как вам больше нравится, любезный.

Когда Возников вышел, начальник отдела, привычно улыбаясь, сказал Нине:

— Вас следует поздравить. Только такая очаровательная девушка могла заставить этого чудака сделать признание.

Но тут уже Нина начала выходить из странного, непривычного для себя состояния, в котором она находилась с утра. Появился проблеск надежды:

— Может быть, — начала она осторожно, — раз так… Может быть, приемка будет отменена?

Улыбка на лице начальника стала еще ярче.

— Обязательно! — быстро ответил начальник. — Если б не полугодовой отчет, мы немедленно аннулировали бы акт. Но понимаете, милая девушка…

— Меня зовут Нина Петровна, фамилия — Кругликова.

Начальник подчеркнуто уважительно наклонил голову.

— Но дом уже включен в сводку. Сводка пошла по всем каналам. И сейчас никто, подчеркиваю — никто не может ничего изменить.

— Значит, вы считаете, что Возников правильно подписал акт? — машинально спросила она.

Начальник отдела снова усмехнулся:

— Вот этого я как раз не говорил. Возников за свое поведение будет наказан.

— За вчерашнее поведение или сегодняшнее?

— Всего вам хорошего, Нина Петровна. Приятно было с вами познакомиться.

Когда Нина снова подошла к Возникову, ей показалось, что ой читал все тот же листок. Горела настольная лампа, лицо Возникова, ярко освещенное, казалось безжизненным.

— Леонид Николаевич, я сожалею, что пошла к начальнику отдела. Ваш начальник, не решив ничего по сути, сказал, что привлечет вас к ответственности. Я поняла…

Возников опустил листок. Чего она снова пришла сюда? Чего она вообще приехала? Что она может понять?.. Глядя сейчас на нее, Возникову вдруг вспомнился другой мир — его юности, надежд. Но ведь все уже давно кончилось.

— Леонид Николаевич, вы сейчас вели себя достойно.

Ему неприятны ее слова: возмущение вначале, похвала сейчас. К чему все это? Звонит телефон, он берет трубку.

— Вынужден прервать нашу беседу, просят наверх.

— Начальник отдела?

Возников аккуратно кладет листок в папку, медленно запирает ящик и тушит свет. Нине видно, как не хочется Возникову идти наверх. Наконец он все собрал, задвинул стул.

— Может, пойти с вами? — участливо говорит Нина.

Она еще стоит у стола. Довольно назойливая девица! Весьма назойливая! Красивые, они все такие. Им кажется, что весь мир должен лечь у их ног. Вчера она старалась всех обворожить и сорвать работу комиссии; сегодня побежала к начальнику отдела жаловаться, а теперь, когда добилась своего — его выгоняют с работы, — проявляет участие.

— Нет, не стоит. Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться.

Он подождал, пока девица ушла, и стал медленно подниматься на третий этаж.

Нина выходит на улицу. Яркая, высокая синева неба, поток людей на тротуарах, зеленые шары деревьев, бегут машины — катится, катится неудержимо Жизнь, а за спиной сумрачная комната, старинный, отживший свое стол, слабый свет лампы и такой же сумрачный человек…

«Мавр сделал свое дело» — ах, черт побери, что она натворила! Но Нина еще поборется. Где, куда она сунула этот чертов кусочек картона, визитную карточку. Нина нетерпеливо роется в сумке… Ага, есть! Как его? Кононов… Игорь Михайлович… Она бежит к телефонной будке, быстро набирает номер.

Кононов снимает трубку, но не отвечает. Она слышит, как он говорит:

— Ну что ж, любезнейший, значит, решили: пишите заявление. — И потом в трубку: — Кононов слушает.

— Игорь Михайлович, извините, это снова Кругликова.

— Да.

— Игорь Михайлович, я хотела все-таки узнать, будете ли вы наказывать Возникова?.. Конечно, понимаю… Но, право, была бы очень вам обязана… Как я понимаю, — настойчиво продолжала Нина, — Возников может быть наказан за приемку незаконченного дома, но никак не за то, что правдиво оценил свои действия.

— Вы уверены, что имеете право обсуждать этот вопрос? — холодно спросил начальник отдела.

— Наверное, нет. Но я хотела бы вас предупредить, если сейчас не получу заверение, что Возников остается на работе, я пойду в Моссовет к заместителю председателя и расскажу все, как было. Надеюсь, вы верите, что я это сделаю?

— Да, верю.

— Так вот, жду вашего заверения.

Несколько секунд трубка молчала, потом послышался любезный голос начальника отдела:

— Откуда вы взяли, Нина Петровна, что Возникова собираются снимать с работы?

В стекло кабины энергично застучали. Нина оглянулась, стучал какой-то старик, она приоткрыла дверь:

— Вы уж извините, пожалуйста! Важный разговор.

Старик кивнул головой.

— Ну, может быть, не снимать, Игорь Михайлович, так выталкивать на пенсию.

— Этого мы никогда не делаем.

Нина рассмеялась:

— Ну вот и хорошо! Вы умный человек, Игорь Михайлович.

Она вышла из кабины и, пока туда забирался старик, придержала дверь. Он внимательно посмотрел на нее и чуть кивнул головой.

А день катился своей дорогой. Ах, какой это был сейчас хороший день! Все было приятно и немного смешно: вывеска на дверях сапожной мастерской — «Работа без перерыва», и тут же листок с надписью: «Перерыв на обед»; толстые голуби, переваливаясь, чинно шествовали по тротуару; бегущие люди (куда они? Откуда их столько?); парень, дико заросший волосами, стоял, опираясь на металлический поручень витрины, и меланхолично что-то жевал; продавщица в окне — она продавала не воду, не мороженое, перед ней на лотке лежали бутербродики с черной икрой, такие маленькие, что Нина могла бы, наверное, съесть их штук десять, не меньше; театральные киоски, цветочные киоски, киоски с вывеской «Пирожки», в которых не было ни театральных билетов, ни цветов, ни пирожков; полупустой троллейбус на остановке у магазина «Подарки» (правда, это очень смешно — полупустой троллейбус?)… И солнце, солнце всюду. Оно, конечно, не было смешным, но тоже веселило.

Она шла медленно, улыбаясь, и, наверное, поэтому ее все время останавливали и спрашивали: где Красная площадь, где ГУМ, где можно быстро и недорого поесть, где женская парикмахерская, где МХАТ? Спросили даже, где можно почистить туфли? Она отвечала подробно, с улыбкой, вдребезги разбивая мнение, которое сложилось о москвичах, что они, москвичи, всегда бегут и на вопросы приезжих отвечают нехотя.