Лев Лондон - Снег в июле

— Где эти обязательства? — гремел на внеочередной оперативке начальник строительства. — Кто из вас, черт побери, записал сроки?

— Сроки? Какие сроки? — невинно спрашивали мы. — Протокола-то не было.

— О боже! — воздел руки наш начальник. — Только ты один видишь, с кем мне приходится работать. Кто будет отвечать за сроки?

Наконец прораб Беленький, выражая наше единодушное мнение, заявил, что раз никто, кроме Канарейкина, не знает об этих сроках, то пусть тот за них и отвечает.

Хорошо, что конструкции в здании рассчитываются с запасом прочности, иначе наша контора рассыпалась бы от воплей начальника. Он кричал, что все мы бюрократы, что назревает крупный конфликт, что он один как перст божий…

Но чем больше он кипятился, тем увереннее и спокойнее становились мы. В перерыве, когда посиневший начальник пил воду, тихо шептали друг другу: «А протокола-то не было… и писем не было… и договора».

Наконец наш начальник откричался и упал в кресло. Мы тоже замолчали, в комнате стало тихо. Нам, привычным к крикам, стало как-то не по себе. Тогда, безусловно, самый смелый из нас — худой, черный прораб Беленький твердо заявил:

— Как уж хотите, кричите не кричите, а вины нашей нет. Сроки мы, припоминается, действительно называли, но раз протокола официального нет, то все это фр-р-р! — при этом он поднял руку и быстро повертел кистью.

Наш начальник вдруг спокойно спросил:

— А что, мы действительно протокола не писали? Ну тогда… — и он улыбнулся.

Дальше оперативка пошла своим ходом.

В назначенный день прибыл Канарейкин с целой свитой инженеров. На этот раз он был в элегантном костюме, без сучка без задоринки. Наш начальник, усадив москвичей, выбежал в приемную и сдавленным голосом отдавал приказания.

Поднялся переполох. Уборщица Нюша спешно вытирала запыленные бутылки с нарзаном, оставшиеся нераскупоренными еще с первой встречи; рысью бежали в контору прорабы; диспетчер, молодой человек с тонкими усиками, метался по комнатам, выпрашивая стаканы и пачки сигарет.

Когда все собрались, наш начальник — на этот раз он был в белой рубашке с короткими рукавами — спросил у Канарейкина, как летелось, какая погода в Москве, здравствуют ли Большой, «Современник», «на Таганке»?

Монтажный бог вежливо ответил и в свою очередь осведомился, как дела на стройке. Начальник уклонился от опасной темы и высказал свое одобрение московским «Спартаком».

У молодых инженеров, наших гостей, зажглись глаза, но Канарейкин, строго посмотрев на них, вынул из портфеля тетрадь в синем переплете.

— Товарищ начальник, — Канарейкин вел пальцем по таблице, — обещал подготовить фронт работы в мае. Сейчас пятое июня… — он посмотрел на своих инженеров.

— Так точно, пятое, — хором повторили они.

— И что же, товарищ начальник выполнил свое обещание?

Начальник удрученно молчал. Тогда поднялся прораб Беленький и тихо спросил:

— Извините, товарищ Канарейкин может показать письмо, протокол, акт, в которых черным по белому написано: месяц май?

Канарейкин отрицательно покачал головой:

— Нет, такого документа не было.

— У меня больше вопросов нет, — торжественно заявил Беленький. — Ясно.

Все молчали.

— Прошу товарищей пояснить, — наконец сказал Канарейкин. — Что значит «ясно»? Оно значит, что раз не было бумаги, то не было обязательства?

— Да, товарищ Канарейкин, — скромно подтвердил Беленький.

Впервые мы заметили на лице Канарейкина растерянность.

— Поэтому, — продолжил Беленький, — мы ваших претензий принять не можем.

Москвичи подавленно молчали.

— Бросьте, Беленький! — вдруг закричал наш начальник. — Некрасиво!.. Я подтверждаю: мы брали такое обязательство. Я из них котлеты сделаю, — показал он на нас пальцем, — но через неделю каркас будет готов. Везите ваших рабочих.

…Московские монтажники приехали в новых синих комбинезонах с яркими нарукавными знаками: «Стальмонтаж». Но комбинезоны скоро пообтерлись. Через месяц москвичей уже нельзя было отличить от наших рабочих.

Только когда приезжал Канарейкин, снова появлялись «стороны». Мы садились по обе стороны стола, бог монтажа вынимал из портфеля тетрадь в синем переплете.

— Ну, Михаил, — обращался он к своему прорабу. — Какие к товарищам претензии?

Михаил, вздыхая, отводил в сторону большие черные глаза и деликатно, чтобы не обидеть нас, говорил:

— Не-небольшая задержка с бетоном… Небольшая! — подчеркивал он.

Бог монтажа очень удивлялся. Как же так, снова нарушены сроки.

Наконец Беленький не выдержал. Он достал где-то бетононасос, дополнительно поставил на каждом этаже малые краны.

— Я этому канареечному богу покажу, где раки зимуют, обязательно! — кричал он на наших оперативках. — Вот увидите! В следующий раз засыпется он со своей тетрадкой.

Когда в очередной раз приехал Канарейкин, Беленький пригласил его посмотреть, как идут дела. Монтажный бог, как был в элегантном костюме, полез по приставной лестнице на самый верх, куда забирались только верхолазы. Все просмотрел и молча прошел в контору.

— Ну? — торжествующе спросил Беленький. — Что теперь скажете?

Канарейкин вынул тетрадь, посмотрел таблицу.

— Ваши работы сделаны на шесть дней раньше…

— Шесть дней! — закричал Беленький. — Что я говорил?

— …Михаил, сколько дополнительно поставлено людей на малые краны и бетононасос? — тихо спросил Канарейкин.

Михаил, как всегда, отвел глаза:

— Двадцать четыре.

— За нарушение ритма работы и связанное с ним увеличение числа рабочих у нас в объединении прорабов снимают, — строго сказал монтажный бог.

Но вот дом смонтирован. Банкет в честь московских строителей. Беленький передает монтажному богу длинный цветастый адрес, над которым он трудился два рабочих дня.

Канарейкин расчувствовался и целовал каждого из нас. Потом он вытащил из портфеля пакет и в свою очередь передал нашему начальнику. В пакете оказалась знаменитая тетрадь, куда монтажный бог записывал наши обязательства.

…С тех пор прошло десять лет, но до сих пор на столе начальника лежит эта тетрадь. И когда на оперативке кто-нибудь из нас дает легкомысленное обещание, начальник кладет руку на тетрадь:

— Ты что, забыл про тетрадь монтажного бога?

У нас на стройке поставили автомат газированной воды — Газировку, как его дружески называли строители.

Через несколько дней Газировка завоевала себе сердца и желудки всех окружающих. Она добросовестно выдавала холодную, к удивлению всех, газированную воду. Даже мальчишки соседних дворов признали ее и ходили на стройку промочить горло после больших футбольных баталий.

Я долго крепился. Еще давным-давно усвоил правило: днем не пить воду, но не выдержал, что поделаешь, объективные условия — июльское солнце.