Александр Патреев - Инженеры

— Судьба!.. Значит, опять вместе, — быстро сказал Степан.

— Да, вместе. Я тебя сегодня никуда не отпущу, — заявил Авдентов со всей категоричностью и помогал другу раздеться. — Сколько дней ехал?

— Это — первый вопрос, за которым последует сотня других, — засмеялся гость, усаживаясь на диван. — Впрочем, сначала покажи квартиру.

У Михаила было две комнаты. Идя прихожей, он обнял Степана и привел к столу… В темных окнах виднелись сосульки, слышалась первая весенняя капель. Приятно было пить за встречу, за Родину и раннюю весну…

Рассказывая об Америке, о заводе Форда, о жизни и нравах людей, за которыми жадно наблюдал почти девять месяцев, Зноевский и сам в свою очередь торопился узнать, что и как происходило в стране за время его отсутствия. Спрашивал и о том, много ли здесь, на заводе, иностранных инженеров, как они работают и как относятся к советским инженерам, и об очередных работах в литейном цехе.

И Авдентов рассказывал.

— А как твой Ло-Ло? Почему не приехал? — вспомнил он.

— Ло-Ло закончил печально. Обстоятельства сложились так… Он нашел себе «лучшую девушку в мире» и много говорил мне о ней. Я видел ее, она работала крановщицей.

Ло-Ло скопил денег, отпраздновал свадьбу… но тут начались несчастья, одно за другим. Администрация уволила его по заявке босса. Ло-Ло пошел упрашивать и будто бы сказал что-то резкое…

— Я не верю в это, — продолжал Степан. — Негры — прекрасный талантливый, трудолюбивый народ, они вежливы и очень осторожны в обращении с белыми, особенно Ло-Ло. Дело в том, что самая ничтожная обмолвка, необдуманное слово там влечет за собой шантаж и дикую расправу… Он в конторе ничего не добился, а тут, вдобавок ко всему, на обточке запорол два блока — впервые за десять лет работы!.. Мастер обозвал его скотом и негодяем.

Ло-Ло воздержался от решительного ответа, работал молча, но следил за его рукой, чтобы перехватить ее, если босс попытается ударить. Ло-Ло был так силен, что мог сложить крепыша босса вдвое и выбросить в окно, но не сделал ни малейшего движения. Непротивление привело босса в бешенство: ему не удавалось спровоцировать Ло-Ло на грубость.

— Я хочу сказать вам: вы плохо делаете свое дело… вас не штрафовать за это, а гнать… О-о! да вы, кажется, пьяны! — Мастер обрадовался, что нашел, наконец, средство, чем вызвать гнев негра.

Тот не пил и до свадьбы, а после нее даже курить бросил, чтобы каждый цент сберечь для семьи.

Как можно спокойнее Ло-Ло ответил:

— Все знают, что я не пью совершенно, штраф заплачу по закону, но больше брака не будет. Даю слово…

Говоря это, он знал, что рискует многим — нынче же или немного позже все равно выбросят с завода, — но ему ничего не оставалось делать.

Наутро, придя в цех, он заполнил весь барабан блоками. К его изумлению, первый блок вышел испорченным.

Босс стоял рядом — уже наготове, — и ждал. Для Ло-Ло не было тайны в причине брака: он понял, что это — каверза мастера. Ло-Ло выключил ток и пошел к выходу.

Рабочие следили за происходящим, не прекращая своей работы. Босс нагнал его и бросился с кулаками; все ждали драки, но Ло-Ло поймал его за руки и, схватив в охапку, понес цехом к двери. Там он слегка толкнул его, чтобы за этот короткий миг успеть самому прошмыгнуть в дверь.

Их обоих уволили. Вечером в одной из газет появилась сенсация: «Пьяный негр оскорбил жену босса… Некоторые из белых пробовали задержать хулигана, но он вытащил револьвер и поднял стрельбу, ранив двух дам и одного ребенка…»

— Ты что, не веришь? — спросил Степан, заметив удивление на лице друга. — У них, брат, этак… Не знаю, чем кончится эта история, а пока Ло-Ло сидит в тюрьме. Жаль… Знаешь, глаза у него были темные, большие, каштанового цвета и очень грустные…

После долгой паузы Степан взглянул на свои часы. Они блестели чистым серебром, мягкий звон их подобен был четкой и тихой музыке.

— Да, в нашем доме все-таки лучше… роднее… Ого, уже два часа! Пора идти спать.

Михаил всполошился, убеждал остаться ночевать у него и даже придумал, что сейчас гостиница уже заперта.

— Я тебя здесь устрою — и спи, сколько хочешь… Мне завтра в восемь, а ты можешь спать до полден… Включишь чайник, а еда — на столе.

Степан уступил его просьбам.

Они улеглись — гость на постели, а Михаил на диване, но не спалось обоим. Они не гасили огня, потому что Степан привык в Америке читать перед сном, и Михаил дал ему том стихов.

Листая страницы, Зноевский отыскивал знакомый стих и читал по памяти:

— А нам-то ведь понятно теперь? — сказал он в форме вопроса. — В особенности мне: есть с чем сравнить… Но ты не сказал о главном… как у тебя с Марией?..

— Все так же. Вначале встречались изредка, а теперь не вижу совсем. Я думал уже уехать куда-нибудь… и начать сначала вторую половину жизни. Это единственное правильное решение. Недавно я увидел их в машине… ночью… и знаешь, мне показалось: мимо меня пронеслись две жизни из тумана в туман… Это было прощание, и я — пережил его… Ты понимаешь меня?..

В этих размышлениях была, конечно, правда, но Степан подсказал ему несколько иное решение:

— Ты скажи ей, что уезжаешь навсегда… и посмотри, как это отразится на ней… И тогда будет ясно. — Эта мысль полюбилась Авдентову, но он еще не знал, стоит ли воспользоваться ею. — А порывать с заводом я не советую. Впрочем, тебе виднее. — И после долгой паузы спросил: — А Ринку Соболь не встречал больше?

Кроме того, что писал в Америку, Михаил ничего не мог сказать ему о прежней спутнице.

— Ты все же помнишь о ней?

— Нет, так, к слову, — невнятно пробурчал Степан и потянулся к штепселю, чтобы погасить свет. — В голове шумит немного… а у тебя?.. тоже… Ну и отлично. Спокойной ночи. — Но, помолчав немного, спросил опять:

— А Гайтсман — дядя ее — здесь?..

— Да, здесь… исключен из партии…

— За что?

Уже почти засыпая, Авдентов буквально в пяти словах определил политическую физиономию бывшего редактора, упомянув напоследок, что Гайтсман притих где-то в одном из гаражей завода.

Степан никогда не знал этого человека, чужая история не заинтересовала его, да и фамилия всплыла в памяти случайно.

Приближался день пуска завода, и потому в цехах кипело необыкновенное оживление.

Особенно людно было в механосборочном — самом большом по размерам… Он представлял собою какую-то огромную выставку, где собраны тысячи новейших станков, еще не побывавших в работе. Поставленные в ряды, в секции, они воплощали в себе опыт мира за столетия, точнейший математический расчет и ту моторную силу, которая пока еще только просыпалась в них.