Виктор Лихоносов - Когда же мы встретимся?

Дмитрий умолк. Ваня выпятил толстую нижнюю губу, изумленно глядел на Дмитрия. Он видел, как Дмитрий страдает, и хотел перебороть его настроение каким-нибудь пустяком: анекдотом, сплетней, шуткой. Но не решался.

— Все будет хорошо, — сказал он.

— Все будет хорошо, — повторил Дмитрий так же неопределенно, как Ваня.

«Всех расшвырял, — с усмешкой думал он о себе на улице, — всех на ум наставил и… один… до дому, до хаты. Горька моя участь: обнимают, целуют при встрече, дают надежды и чувство привязанности, а потом все забывают: и тебя, и свои слова… Ваню у меня отняли… Что я мог ему дать, кроме искренних слов?..»

Кроме Вани, водились у Дмитрия в городе еще знакомые, но не было никакой охоты видеть их. Когда ввяжешься в борьбу, а до исхода еще далеко, когда откроешь в людях столько хитроватого, мелкого, поневоле становишься строже со всеми, и порою кажется, что те, кто сейчас в стороне, живут не по правде. Тебя слушают, вроде сочувствуют, советуют, однако, пока самого не коснется, никто не рискнет испортить отношения с твоими недругами: улыбаются тебе, улыбаются и им. Скорей в станицу!

Но жила здесь Лиля, и Дмитрий подумал о ней около ее дома. Его автобус отправлялся через сорок минут. Он купил билет, взглянул на часы над дверями автостанции, поскучал. Второй раз в эти три недели он уезжал и Лиле не звонил. Попробовать? Монетки в кошельке нашлись, номер телефона он помнил. Стоило подумать, что трубку может снять ее муж, и желание пропадало. Говорить ему с мужем было как-то стыдно. Обычно он здоровался с ней, назначал время и место встречи, слышал условное согласие и короткие за этим гудки.

Он позвонил. Лиля была дома.

— Как вы там? — спросил Дмитрий, не нарушая хитрой традиции.

— Все так же. Ты где? Уже домой?

Дмитрий ей все объяснил.

— Я сейчас подскочу.

Она жила в центре и приехала на вокзал тут же. Дмитрий заволновался, купил ей цветочки. Неужели он ее полюбил? или это тоска, одиночество, мечты о далекой родной душе приучают его уступать раз за разом все более? Впервые оторвал он ее мысленно от мужа третьего января, когда пришло в станицу поздравление. Писалось вроде бы от двоих, но ее рукой, и открытка выбрана не новогодняя («Амур» Кановы), с каким-то намеком, это, мол, тебе от меня, Лили.

Потом он приехал, зашел, и встретила она его словами: «А мы тебя вспоминали!», но «мы» было сказано лишь потому, что за столом сидел ее муж, давний знакомец Дмитрия по Москве, по тому печальному лету. В их жизни он особого разлада не наблюдал; если Лиля кое-когда помалкивала или обрывала речистого мужа, Дмитрий не придавал этому значения — верна все-таки русская поговорка: муж и жена одна сатана. Муж не провожал Дмитрия до угла, прощался в коридоре и как бы вручал его Лиле. Она брала деньги, сумку, чтобы потом зайти в магазин. «Ты приезжай, — говорил он как-то Дмитрию, — останавливайся, ночуй, что в гостинице? Ничего, что меня дома не будет, ложись и спи». Дмитрий улыбнулся и ничего не сказал. Теперь он припоминал, что часто, когда они переступали с Лилей порог и Дмитрий напоследок еще раз поднимал руку, муж как-то ехидно благословлял их и закрывал дверь с таким видом, будто Лиля не обязана возвращаться. В феврале Дмитрий ночевал у них; днем гулял с Ваней, выпил и шел поздним часом дотолковать о Ямщикове и Панине. Лиля открыла. И вот тогда, кажется, началось между ними молчаливое объяснение с первых минут и возникла неловкость оттого, что они были одни. Пили чай; Дмитрий пьяненько шутил, но Лиля не смеялась и смотрела на него с укоризной: «Я хочу тебе что-то сказать, а ты не чувствуешь». Надо было или уходить, или перестать прятаться. Если суждено чему-то случиться, как они потом будут жалеть, что теряли в стыдливости драгоценные часы! Сколько дней она прождала его звонка, и вот на автостанции ей отпущено всего двадцать минут. На кухне тогда уютно горела лампа, Лиля в цветном халатике, в тапочках с пушистыми оборками приманивала к себе, хотелось сразу, без раздумий и боязни обжечься, прижать ее, раствориться в счастье. Но всегда надеются на какое-то звездное время.

— Что же его нет? — спросил Дмитрий в полночь, после гимна.

— Это не первый раз, — сказала Лиля. — Он по-прежнему в ладу со своей московской привычкой. Ты помнишь, каким он был?

— Но то давно. Мы все в этом возрасте были… того.

— Дима, я сначала думала, вы друзья. Если бы вы были близкими друзьями, как с Егоркой, я бы тебе и сейчас ничего не сказала. Разве ты не замечал, как мы живем?

— Нет.

— Не жди. Он сегодня не придет. Я знаю.

— А где он?

— Меня это не интересует. Здесь ли, там — мы все равно не вместе. У женщины, конечно. Он до того распустился, что ему не страшно, если я… если мы…

«Да что он, с ума сошел? — подумал Дмитрий о муже. — Бросаться такой женщиной».

Она была тоненькой, удивительно опрятной, носила скромные юбки и кофточки, но так шила, что выглядела лучше модниц. Ничего лишнего не лепилось и в квартире: чисто, просторно. Дмитрий в шутку называл ее барышней прошлого века, и в самом деле: натурой она отставала от вертких современных женщин.

— Я тебе расскажу все, — сказала она. — Только не сейчас, Дим, ладно? Тихо как. Ты не хочешь спать? Посидим. Я второй год не сплю до трех, четырех. Вот видишь, каких женщин рисуют, — подала она через стол журнал. — Волева-ая, Как редко ты приезжаешь! Я просыпаюсь и говорю тебе: «Здравствуй!» А ты не в городе. Я знаю, где ты всегда берешь сигареты, так и хочется спросить продавщицу: «Не было его?» А подружиться не могу. Давай поговорим. Я устала молчать… «Грустный вальс» Сибелиуса, слышишь?

С этой станции она уже не раз провожала Дмитрия. Боялась знакомых ужасно. Оглядывалась и раз, и два звонила домой — не пришел ли? «Я замужем. Я не могу, — говорила. — Я воспитана по-другому». В иные дни она приходила из дому счастливой женой и тогда, как ни странно, была ласковей, еще благодушней, слишком желающей скоротать минуту для души, и только. «Я привыкну к тебе, не надо». Именно она, «барышня», затемнила представления Дмитрия о женщинах. Кто их поймет!

Нынче она появилась в строгом длинном платье и уже издалека показалась ему жалобной.

— Как мне не везет… Здравствуй. Когда я свободна, тебя нет. Мне выходить, и он пришел.

— И что ты сказала?

— «Пошла в магазин». Сумка, видишь.

— Не понимаю. Что же ты, на привязи должна сидеть?

— Он меня никуда не пускает.

— Он гуляет, а ты на подозрении.

— Да если бы на подозрении…

— Уходи, и все. Он ведь тебя не спрашивает.

— Будут скандалы. Я сама виновата, ты не сердись.

— Я не сержусь.

— Не могу я иначе, понимаешь. Я ему сказала: «Можешь быть свободным». Не уходит. «Я без тебя не смогу».

— А ты?

— Куда же я пойду?