Владимир Карпов - Федина история

— Что поделаешь, Серега, жизнь идет, — подбодрил его Славка.

— Мудрец ты! — весело сказал Сергей и толкнул друга в плечо.

Славка ответил, приложил покрепче. Потолкались. Подключился и Витька. Посмеялись. Так и дошли до магазина. Купили бутылку. Пивной павильончик был неподалеку. Отстояли небольшую очередь, наполнили бидончик, Витька почему-то отказался, а Славка и Сергей взяли себе по кружечке — жажду утолить.

— Здорово, чуваки! — как-то насмешливо бросил, проходя мимо, высокий, с выгоревшим чубиком мужик.

Сергей, хоть и не знал его, вместе с друзьями тоже кивнул в ответ и засмотрелся на мужика: больно уж белозубо, вальяжно играла улыбка на его загоревшем, просто закопченном русском лице, и голубые выцветшие глаза мерцали небесными ямами. А походка широкая, разболтанная, чуть пренебрежительная. Мужик подсел к компании, расположившейся на горбатом бережку арыка, живо включился в разговор, и все улыбался, посмеивался, морща нос, поглядывал лукаво и не торопясь отхлебывал пиво из кружки.

Друзья допили пиво, направились к Славке.

В проеме между палисадниками, у синих аккуратных ворот, какой-то ссохшийся, с провалившейся грудью мужчина старательно протирал машину. Не тер — будто втирал что-то, полировал.

— И зачем она ему? — с досадой усмехнулся Славка.

— Полжизни копил, остаток вот так вот протрет и сыграет в ящик, — подхватил шутливо Сергей. — И вся жизнь.

— Разве долго ее протереть? Пятнадцать минут — и готово. При чем тут вся жизнь? — недоуменно заметил Славка.

— Да протереть-то, может, недолго, — продолжал свое Сергей, — да нынче чаще всего как — копит-копит, света божьего не видит, купит… и одуреет… И начинает ее тереть, тереть, во сне даже, наверно, трет, и ночью по три раза просыпается, в поту вскакивает — не угнали ли?

— Ну уж… По три раза. Кто это вскакивает? Что-то таких не знаю. Купят — и ездят.

— Да нет, я о чем. — Сергей растерялся, он считал, что очень понятное говорит. — Конечно, ездят! Я вообще. Говорю, купит человек машину и начинает дрожать за нее. И мозг так сужается, сужается у него, весь в свою машину уходит. Бред все-таки ради машины-то жить.

— А кто ради машины живет? Мне нужна машина, чтоб ездить! — Славка не заметил, как перевел разговор на себя. — Выходной — посадил семью, и на природу. Захотел — в горы, захотел… Да куда хочешь! Ну а сам бы ты от машины отказался?

— Нет, конечно. Если б деньги лишние были, и через десятые руки доставать не пришлось.

— О чем тогда речь! — торжествующе воскликнул Славка. — О чем речь? Что бы ты, не протирал ее, что ли? В грязной бы ездил?

— Ну, протирал бы…

— О чем же тогда речь?!

— Знаешь, Славка, есть такая птичка, которая долбит. Так это, по-моему, ты.

— Сам ты эта птичка…

— Да кончайте вы! Спорят-спорят, будут у вас машины, тогда и посмотрите, — прервал разговор Виктор.

— Нет, Серега, вот что я тебе скажу — одичал ты в своей тайге, — подвел черту Славка, сворачивая к своему дому.

Расположились в саду, меж развесистой яблоней и стенкой виноградных лоз. Сергей с хрустом жевал сорванное попутно яблоко, втягивал носом аромат сада, говорил:

— Хорошо тут все-таки! Праздник телу! Разве можно здесь быть хмурым, удрученным? Захочешь — не сможешь! Ярко, сочно, солнце, воздух, горы, черт-те что!

— Возвращайся сюда, чего там мотаться, — предложил Витька.

— Хорошо, но не по мне. Мне, видишь ли, покорять чего-то надо. Бывают, конечно, минуты роковые, подумаешь: а не осесть ли, не зажить ли как-нибудь спокойно. Но боюсь, скука скрутит. Да и тут, гляжу, в ходу человек фирменный, — весело молол языком словоохотливый Сергей. — А уж если прибиваться, то, по-моему, лучше к люду, так сказать, безалаберному, который в больших городах осел. И дешевле и смешнее. Никаких тебе гарнитуров, постелил в углу какую-нибудь циновку, сел — ноги калачиком, вроде как ты буддист или просто странная личность. На стены какой-нибудь дребедени навесил, морду Будды или икону присобачил, но так, чтоб туману было вокруг побольше. Публика соберется, будем вместе о смысле жизни шамкать. Разнообразие сплошное. Тут-то смысл каждого — от другого не отстать, а там — выпендриться. Из кожи вылезти, но выделиться. Личности же все. Индивидуальности.

Под общий смех друзья подняли рюмки, воодушевленно чокнулись, выпили. Принялись раздирать вилками маслянистые перчины.

— Этих и у нас полно, — заговорил Виктор. — А почему ты считаешь, если человек живет ради машины, то плохо? Лучше, что ли, если он дерется, пьет, семью гоняет? Живет, доволен всем, никому не мешает, чего еще надо? Главное, чтоб человеку было хорошо.

Сергей сразу как-то напрягся.

— Ничего я не считаю. Трясучки, говорю, просто нынче много из-за машин, тряпок разных импортных.

— Ну и пусть. Выходной сегодня, вот этот мужик возле машины его проведет, а так бы напился. Лучше, что ли?

Сергей пожал плечами.

— Почему обязательно напился? А может, в кино бы пошел, кто его знает. А верх счастья чувствовать от того, что машина есть, тоже как-то это, знаешь…

— А что? Кто-то марки собирает, кто на книжки всю зарплату тратит. У каждого свое. Кому-то нравится всю жизнь у пробирок сидеть, кому-то на заводе горбатиться, кому-то по-другому хочется жить. Пусть живет каждый так, как хочет.

— Как хочет… — Сергей вскинул голову. — Славка, ты давно был в горах?

Славка, наморща лоб, стал чесать темечко, едва вспомнил — пять лет назад.

— Ты же говорил, тебе машина нужна, чтоб в горы ездить. В горы хочется! Так ведь тысячу раз можно было за это время съездить в горы. Или, думаешь, на машине приедешь — горы лучше будут? А на мотоцикле уже не то! — напористо выговорил Сергей и повернулся к Витьке. — Что же, получается, Славка хочет?

— А ты сам-то чего хочешь? — занервничал Славка.

— Не знаю… Ну, может, умом своим жить хочу. И не только ради своего довольства.

— А ради чьего довольства? — ухмылисто скосил губы Виктор. — Для людей, что ли? Для народа? Никому же ничего не надо, Сережа! Я вон работаю, разных людей вижу и скажу: всем охота одного — хорошо жить, удовольствия все иметь. А для людей… Это, знаешь… У меня вон дружок один неделю назад на «Волге» под КамАЗ залетел. Самого едва живого в больницу, машина ночь бесхозной стояла. Всего ночь! Всю растащили! Все, что можно было, поснимали! Никто не подумал, что у человека без того горе. Вот и живи для людей.

— Живой друг-то?

— Лежит еще, неизвестно, что будет. Нет, Сережа, сейчас чужое горе никого не волнует. Все только для себя.

— Справедливости ради хочу заметить, — сказал Сергей, — внутренности из машины твоего друга мог один кто-то вытащить.

— Правильно. Потому что другим ничего не осталось.

— Ну вот смотри, смотри, — подхватил друга Славка. — У меня начальник, у него есть дача. Строили ее рабочие в свое рабочее время. Я вот думаю своей головой: ему же лучше, чем капиталисту: тот из своего кармана платит тем, кто работает на него, а этот — из государственного!