Владимир Карпов - Федина история

Сергей уставился на собаку, соображая, чего от него требуют.

— А? Как ноги? Не длинноваты? — допытывался Славка.

— В самый раз, — ответил наконец Сергей.

Вскочил, стал прощаться. Славка порывался отвезти Сергея на мотоцикле — тот сказал, что остановился у родственников, в тридцати километрах от города, — но тот отказался. За ворота вышли вместе.

— Все-таки я лучше вас проживу, — хлопнул Сергей по плечу Славку, — вообще сидит во мне уверенность. Умно проживу, потому как в некотором роде без ума живу.

— Жизнь покажет, — улыбнулся Славка и толкнул Сергея ладошкой в грудь.

Снова потолкались. Крепко пожали руки, и Сергей было пошел. Но Славка окликнул:

— Серега, если ты туда, то лучше не надо. Они хорошо живут. Витька, знаешь, как о ней заботится, дорожит.

— Дорожит? Виктор-то, — презрительно скривил губы Сергей.

— Всякое в жизни бывает. Ты тоже пойми: работа у него шальная, а так он о ней… Она же горя не знает — все есть, одевает, в очередях даже, наверно, никогда не стояла. Моя как набегается по магазинам, так… Твое, конечно, дело, но, по-моему, не надо.

Сергей скис, пошаркал каблуком об лежащий на дороге камень, сказал:

— Ты меня убедил.

Славка долго стоял у ворот, глядел вслед удаляющемуся другу. Вошел во двор, постоял с другой стороны ворот, пошарил глазами по ограде, показалось — дело какое-то важное не доделано. Снова выглянул на улицу — Сергей столбом торчал на перекрестке, посмотрел туда-сюда, порывисто зашагал влево. «На стерпел-таки», — усмехнулся Славка, пересек в задумчивости двор, вошел в прохладный, сумрачный сарайчик, где в уголке стояла старенькая, с накинутым на сетку матрацем кровать. Прилег, положил под голову руки, уставился на небеленый потолок. Почему-то неприятно было на душе, он весь сжался, показался себе маленьким, никчемным, затерянным… Вскочил, вышел из сарая, взял шланг, открыл кран, облил лицо, сделал несколько небольших глотков. Старательно, но все в какой-то дремотной задумчивости ополоснул сверкающую «Яву». Снова брызнул на себя. Растопырив руки, ежась и крякая, потому как по спине катились холодные капельки, подошел к жене. Вера оторвалась от яблок, прищурив глаза, игриво посмотрела на мужа. Тот широко улыбался — давно она его таким веселым не видела, — наклонился, взял четвертушку «грушовки», откусил, смачно разжевал и сунул ей огрызок за вырез халатика.

Сергей остановился перед окном дома, где жил Павлов. Там, за окном, в силуэте собственного отражения, он увидел Лену. Она полулежала в кресле, медленно тянула к вазе с виноградом руку, отрывала ягоду, клала в рот. Напротив в телевизоре прыгало что-то цветное. Рядом на коврике играла девочка, дочка… И никто не страдает, не мучается — все прекрасно.

Сергей медленно поплелся к калитке, но, сделав несколько шагов, круто повернул обратно.

Лена и не шелохнулась, увидев его, лишь повела головой и чуть заметно напряглась.

— Пришел спросить, у тебя письма мои не сохранились? — как можно спокойнее проговорил Сергей.

— Нет, я их сожгла.

— А-а, ну правильно, — теперь Сергей старался быть небрежным. Стал пятиться, но вдруг ясно почувствовал — еще мгновение и все кончится меж ними навсегда, останется только покивать, поулыбаться и уйти. И он шагнул к Лене:

— Поедем со мной! Ошиблись, я ошибся, дурак был…

Сергей схватил, поднял ее за локти, она не сопротивлялась, просто обмякла вся как неживая. И как-то судорожно, неловко все получалось. Он говорил, шептал, звал… И тут раздался крик. Девочка вцепилась маме в руку, плакала и перепуганными мокрыми глазами глядела на чужого дядю. Лена, сама заплакав, присела к дочке, стала утешать. Сергей схватил игрушечную машинку, принялся катать по ладони. Лена взяла дочку на руки, прильнула к ней, бросила виновато:

— Сережа, приходи завтра, когда Витя будет дома.

Сергей совсем потерялся, тупо стоял, не двигался. До него все как-то туго доходило.

— А она, — кивнул на девочку, — вылитая ты.

— Нет, — ответила Лена твердо, — она на Витю похожа. У него есть фотография детская, вылитая Оксана сидит.

Сергей согласился, помялся немного и вышел. Он шагал, плелся по дороге, корил себя. Дурак, ну и дурак, зачем приперся? Разве не понимал он — жизнь утряслась, устоялась, нашла свое русло. Она жена, мать, а то, что было — было давно. Было и прошло. Да окажись они сейчас вместе, измаются оба, начнут друг в друге то, прежнее, выискивать. И зря затеял этот разговор с Виктором и Славкой, тоже умник выискался! Слишком отдалило его от них, разными стали. А память держится за то время, когда они были не разлей вода! И почему хочется все вернуть обратно? Прожить заново или хотя бы протянуть руку назад и коснуться давно ушедшего. Зачем в человеке тоска по прошлому? И чем дальше, тем больше замечаешь: то упустил, это мимо прошло… Десять лет прошло с тех пор, как уехал Сергей из этих мест, а кажется — вот только, совсем недавно было: поезд тронулся, он в тамбуре, мать на перроне, смотрит, сдерживается, старается не заплакать — не сдержалась. Друзья рядом, улыбаются, потрясают в воздухе кулаками, за их спинами Лена, грустная, будто обиженная его отъездом. А Сергею и тоскливо, жалко расставаться, и радостно: учиться едет, самостоятельно жить. И вот уже замелькали мимо сады, сады нескончаемые, поезд стал подниматься по взъему, и внизу — море зелени, лишь кое-где торчат крыши домов да трубы. Он остался в тамбуре один, здоровый спортивный парень, не склонный к сентиментальностям, припал к стеклу и заплакал. Мало что тогда он понимал умом, но душа, видно, знала: за этой чертой остается юность.

Но и взрослость так и не наступила до сих пор, мечется он по земле — что ищет? Что его гонит? Откуда эта внутренняя маета, непроходящая тоска по какой-то новой жизни и невозможность расстаться с прошлым? Может, в том дело, что сорвали в детстве с одного места, увезли, а душа по-настоящему не приросла ни к тому, ни к этому? Друзья вроде и прижились, да, однако, не корешками как-то, ветками…

Сергей услышал резкий свист. У дома на скамеечке сидел тот самый мужик, которого Сергей видел в пивном павильончике. Перед ним на велосипеде вертелся такой же загорелый беловолосый пацаненок.

— Мороз, че такой невеселый? — блеснул белыми зубами мужик — теперь он показался моложе, немногим старше самого Сергея.

Морозом Сергея называли лишь в школе, и тотчас в памяти встала долговязая фигура в школьной форме, с полевой сумкой через плечо.

— Задумался просто, — растерянно ответил Сергей.

Он пытался вспомнить фамилию, имя парня — ничего не получалось, напрочь забыл. Правда, год всего учились вместе, в восьмом классе, двенадцать лет назад.

— А-а. Это бывает, — как бы между прочим, со своей неизменной улыбкой сказал парень. — Ну, будь, — вскинул он широкую клешневатую ладонь.