Владимир Карпов - Федина история

КАЗ был совеем новый, нет и полутора тысяч километров пробега. Борька просто наслаждался тем, что эта мощная машина легко послушна ему — чуть подправляя рулем, заложил вираж, проскочил туннель под железнодорожным полотном, не переключая скорости, влетел на довольно крутой подъем и покатился по длинному пологому спуску. Отпустил гашетку газа, гудение мотора сменилось легким стремительным шарканьем резины о бетонку. Стал слышен шум врывающегося в кабину ветра. Борька откинулся на спинку сиденья и расслабился. Это был приятный сладкий момент: чувствовалась скорость, мышцы налились и как-то протяжно томились. Хорошо! А еще пару недель назад трясся на старом скрипучем «газике». Но показатели в труде, личный контакт с начальством, мелкие услуги — и пожалуйста! Не подмажешь — не поедешь. Борька глубоко вздохнул, прижал гашетку, легко обошел ползущий впереди «Москвич». Все отлично! И утро — что надо! Недаром на обочине то и дело мелькали грибники с корзинками и ведрами, кое-кто даже пытался голосовать. Чудаки! Чего руки тянуть? Машина с грузом, нельзя подсаживать — необразованные, что ли? Отправились на природу — топайте, дышите озоном. В такую погоду Боря сам бы не прочь был выбраться куда-нибудь в лес с женой, с приятелями — отдохнуть культурненько. Мог бы и сегодня — суббота. Но не повезло — конец квартала, начальство в панике, шоферов просили сделать по рейсу. Да и с другой стороны — скажем, пока в электричке сюда доберешься, больше намаешься. И в кармане ни шиша не прибавится. А так, глядишь, и зашуршит там четвертачок, другой. Работенка калымная. Комбикорм в сельскую местность возит. Дефицитный продукт. К любому двору подъезжай — с руками оторвут. А Борька еще и не дурак к любому подъезжать — есть люди проверенные, надежные, не трясущиеся из-за каждого трояка. Нет, права Наташка, жена: «Приобретем, Боря, машину, тогда и…» Тогда-то, конечно, куда угодно — красота!

Боря лихо отсвистел: «Боль моя, ты услышь меня…», посигналил какой-то девчонке — со спины вроде ничего, стройненькая, белокурая, не идет — порхает. В его вкусе. Удивительно, с той поры, как он женился на дородной неторопливой Наташе, стал заглядываться именно на таких худеньких, невысоких, легких как былинка.

Боря уже промчался мимо, и вдруг эта мелькнувшая фигурка четко ожила перед глазами, проступило в ней что-то столь знакомое, волнующее, что от коленок кверху поползли мурашки. Неужто Галька?!

Она. Боря сидел вполоборота к дверце, ждал, в боковом зеркальце видел: Галя бежала к машине. И не мог понять — зачем остановился? Такую в жизни свинью она ему все-таки подложила! Алименты! Еще семнадцать лет будут высчитывать, причем в этот год пятьдесят процентов зарплаты. Подала на алименты не сразу, а присудили Борьке выплачивать с самого рождения ребенка.

— По-опалась! — гаркнул он навстречу.

— Ай! — отскочила Галя. Щеки пошли красными медяками. — Это ты?

— Нет. Танкист.

Борька, чуть скосив губы, улыбался, смотрел в упор.

— Куда?

— Кто?

— Дед Пихто. Ты. «Кто».

— В эту… В Дмитриевку.

— А кто там у тебя? — прищурил глаза Боря с каким-то особым намеком.

— Где?

Боря рассмеялся.

— Ты что, совсем, что ли? В Дмитриевке этой кто у тебя?

— А-а. Никто. То есть… Какое твое дело?

— Хм… Это еще километров семь топать!

— Автобус все равно дольше ждать.

Боря выудил из пачки в нагрудном кармашке сигарету, помял в руке, красуясь золотой печаткой на безымянном пальце.

— Чего стоишь? Садись, поехали.

Боря правил, елозил сигаретку в губах, косился на Галю. Та жалась к дверце.

— Сядь ты по-человечески. Не бойся, не укушу.

— Мне так удобнее.

Она все-таки подвинулась. Боря скосил глаза на ее коленки.

— А ты ничего смотришься, нормально. Похорошела, я бы сказал. На эту… француженку, на Мирей Матье стала похожа. — Борька дурашливо втянул носом воздух. — Надушилась зачем-то в Дмитриевку. Аж бензин перешибает! Так все-таки кто там у тебя?

Галя отвернулась, смотрела на плотную стенку леса.

— Не замуж вышла, случайно?

— Тебе не все ли равно?

— Было б все равно, лазили б в окно. А да, ты же большой спец в этом деле: тук-тук-тук! — вот она я, — отчеканил Борька.

— Останови.

— Ладно. Пошутить нельзя. Сидишь сама, как… Ответить трудно? Дочка-то где?

— Ее Дашей зовут.

Боре это наконец надоело. В самом деле — она же еще и дергается! Какую-то героиню из себя корчит. Одна ребенка воспитывает? Кто просил рожать?!

— Знам. Чай, кажинный месяц боли сотни платим, — дурашливо коверкая слова, съязвил Борька.

— Платишь-то всего…

— Зато по сколько! — Он присвистнул. — А сколько впереди! А у меня семья. От своего дитенка отрываю. Кстати сказать, если я, конечно, не ошибаюсь, кто-то говорил: «Сама воспитаю, помощи не попрошу…» Говорил кто-то такое, а?

Галя мрачнела.

— Что молчишь?

— Дурочка была. А ты как хотел — попользовался, и в кусты. — Она вдруг осмелела, стала норовистой. — Плати, милый, по закону положено.

— По закону?.. Ты же сама… Я… — Борьку чего-то заело. Наконец прорвало. — А по закону не положено: сначала замуж выйти, а потом рожать?! А по закону мне положено знать, раз я деньги плачу: куда мои деньги уходят?! — Тут он уж хлестко влепил, как пощечину: — На ребенка или на хахаля?!

— Конечно, на хахаля, — улыбнулась Галя. — Догадливый ты какой. Я теперь, Боренька, знаешь, как живу — красиво!

— Рад за тебя.

— Только теперь я не дурочка с шоферюгами разными знаться. Да на них еще и тратиться. Сейчас, знаешь, с какими гуляю… В ресторане «Баку». Угощаю-ют! Шампанское все, шампанское… Не то что ты: пригласишь в шашлычную, возьмешь вермут… «Розовый» — и рад до пупа.

Боря молчал. Смотрел прямо. Перебирал пальцами рубчики на руле. Он испытывал сильное желание врезать наотмашь по Галиным пухлым подкрашенным губам. И неожиданно для себя пошел на мировую:

— Поумнела. Ехидной стала.

— Было у кого учиться.

Неожиданно Боря протянул руку, положил ей на плечи.

Она увернулась.

— Галя, а, — Борька как-то чересчур посерьезнел, говорил с хрипотцой. Снова протянул руку.

— Держись за руль, перевернемся.

Боря ехал медленно, едва тащился. Мучительно соображал. Вдруг переключил скорость, добавил газ, проскочил несколько метров, свернул с дороги:

— К одному мужику тут надо…

Помчался вдоль просеки. Опять резко крутанул баранку — машина встала меж деревьев. Схватил Галю крепко, ловил губы, дышал:

— Я же о тебе день и ночь…

Боре действительно в последнее время не раз она вспоминалась. Бывало — злом, бывало — добром. Жена была чересчур размеренной, правильной и какой-то невероятной любительницей чистоты: в квартире ни пылинки, ни соринки — не знаешь, куда и ступить. Ребенка воспитывала исключительно по книжкам — страшно дыхнуть на него. И думалось о Гале — с ней было бы проще и свободнее.