Анастасия Зорич - Встречи... Разлуки...

— Садитесь, пожалуйста, — негромко сказала Ярошенко. Ее теплые, словно влажные глаза улыбаясь, ободряюще смотрели на Татьяну.

Этот взгляд вернул ей некоторую уверенность, и Лазарева заговорила, обращаясь не столько к начальству, сколько к кареглазой женщине.

— А как посмотрят на ваш обмен родственники? — задал первый вопрос Лучко и развернул документы, которые она положила на стол.

— Я не обратилась бы к вам, если б они были согласны, — со вздохом ответила Татьяна, понимая, что вопрос этот был главным.

— Начнем с того, что квартира у вас очень небольшая. Значит, за счет матери и семьи брата вы хотите устроить свое благополучие? — говорил Лучко. — После обмена квартира станет коммунальной, допустите, что в вашу комнату, к тому же, переедет не один человек, а семья. Вы таким образом лишаете своих родных даже самых элементарных удобств, которые они сейчас имеют.

Чем дальше он говорил, тем тяжелее становилось на душе у Татьяны, тем очевиднее бесполезность ее прихода сюда. Ведь он прав, совершенно прав. Говорил справедливые вещи, о которых она и сама знала. И оттого, что все было именно так, как он говорил, ей стало жаль себя и своей жизни. Она отвела взгляд от усталого лица Лучко и встретилась с участливыми карими глазами. Пусть эта женщина ничего не может изменить, ничем не может помочь, но она хоть сочувствует.

— По-моему, вы не о том просите, — сказала Ярошенко и оглянулась на второго депутата, который рисовал на листке бумаги какие-то геометрические фигуры. — Насколько я поняла, в этой квартире нет даже необходимой санитарной нормы для тех, кто в ней проживает.

— Нет и тридцати метров, — подтвердила Татьяна, не зная еще, что хочет сказать Ярошенко, но уже догадываясь, что ей хотят помочь.

— Вы работаете в больнице? Дежурите по ночам? — спросил второй депутат.

Лучко просматривал справки.

— Да, конечно, — поспешила ответить Татьяна. Она чувствовала какой-то внутренний контакт между двумя людьми, задававшими ей вопросы.

По-видимому, Ярошенко решила, что посетительнице трудно понять, о чем идет речь, и, обращаясь к Лучко, заговорила напрямик:

— Несомненно, молодой врач должен и отдохнуть после дежурства, и почитать, поработать дома. Я уже не говорю, что в маленькой квартирке живут две самостоятельные семьи. Пожалуй, нам следовало бы помочь молодому специалисту стать на очередь. Своей-то площади у нее нет.

— Но ей есть где жить, — устало уточнил Лучко.

— Как жить?! Разве она не имеет права так же, как и ее брат, писать диссертацию? Разве дело только в том, имеет или не имеет человек место, где поставить койку? Тем более молодой человек. Мы бы очень просили вас… — взгляд в сторону Знаменского.

— Я целиком согласен с товарищ Ярошенко, — сейчас же откликнулся тот.

— Мы просим, чтобы молодого специалиста взяли на учет.

Татьяна ловила каждое слово женщины, которая, улыбаясь, твердо отстаивала интересы совершенно незнакомого ей человека.

Потом, уже выйдя на улицу и все еще не веря, что рано или поздно она, Татьяна, как все другие люди, будет иметь свою собственную комнату, свой собственный дом, подумала, что даже не поблагодарила ту милую женщину. Ведь все теперь иначе. Ее собственный дом не просто надежда. Ей дадут этот дом, и ни от кого, ни от чьих настроений она не будет зависеть!

Как же раньше она не догадалась пойти похлопотать? Но кто знает, чем бы все кончилось, не окажись там Ярошенко.

Скоро, очень скоро она сложит свои чемоданы и въедет в одно из тех новых зданий, что строятся как раз неподалеку от больницы, где она работает.

Николаю пока ничего не скажет. Нет, не выдержит и завтра, когда он придет к Нине, намекнет. Теперь встречи у подруги приобретут совсем другой характер. Это временно, пока Татьяна дожидается свой квартиры.

Почему бы не зайти в хозяйственный магазин, раз он по пути? Никогда прежде ее не интересовали такие магазины. Нечего было там делать.

Да ведь здесь масса всяких красивых и нужных вещей, которые ей скоро понадобятся. Для начала купила капроновую щетку с ярко-зеленой ручкой, встала в очередь за изящными импортными бра. Пожалуй, ни от одной покупки она не получала столько удовольствия. Татьяна уже видела это бра над журнальным столиком, а в кресле у этого столика — Николай.

Почему она назначила свидание только на завтра? Сегодня у нее такое хорошее настроение. А если позвонить на судно и чуть-чуть изменить голос. Никто не догадается, что говорит доктор Лазарева.

Только бы Виктор не взял трубку: Он, кажется, уже вернулся из отпуска, обязательно узнает ее голос. Просидел тогда целый час в обществе мамы, все ждал. Обиделся. Уехал, даже не простился. Николай говорил, что вдруг понадобилось взять на неделю отпуск за неиспользованные выходные дни.

Когда позвонила Татьяна, Николай Степанович собирался уходить. Ну, конечно, он придет к Нине. Очень хорошо, что сегодня можно увидеться, только немного попозже. Надо наведаться на завод, где никак не закончат заказ.

Николай Степанович побаивался, как бы из-за этого заказа «Иртыш» не задержался с отходом в рейс. Начальник цеха, с которым говорил капитан, как обычно, клялся, что завод не подведет. Завтра к вечеру все будет готово.

Заводским автобусом капитан добрался домой. Идти в форменном костюме к Нине не хотелось. Уж слишком бросается в глаза золотое шитье на рукаве.

Войдя в подъезд, он остановился — сначала показалось, что Леля нарочно ждала его возле дома. Но она, безразлично поздоровавшись, продолжала рыться в сумке, отыскивая ключ от почтового ящика.

Николай Степанович стал медленно подниматься по лестнице. Что Леля задумала? Не даст же она уйти в плавание не объяснившись. О чем-то, несомненно, догадывается.

Вчера под благовидным предлогом он зашел в партком узнать, нет ли там каких-либо жалоб. Говорили с ним, как обычно, в спокойных доброжелательных тонах.

А если она перед самым отходом явится к начальнику пароходства и потребует, чтобы его сняли? Но за что? В чем он провинился? Поссорились. Кто же не ссорится? Нет, Елена Ивановна, на все нужны доказательства. Мало ли что может померещиться женщине в припадке ревности.

Он намеренно долго открывал замок. Жена читала адреса на конвертах, которые держала в руке.

— Мне? — спросил он, пропуская ее вперед.

— Нет, оба письма мне. — Не удержалась: — Одно от Васи и перевод на пятьдесят рублей.

Не раздевая пальто, она села в кухне к столу и торопливо разорвала конверт. Целых четыре страницы! Вася писал: у них начинается самая горячая пора. Ждут ледохода. По ночам треск, как пушечные выстрелы. Экспедиции предстоит работать в самом экзотическом месте, у знаменитых Падунских порогов.

«Помнишь, мама, мы читали с тобой про Запорожскую Сечь. Про Днепровские пороги. Теперь как будто оживает то, о чем я читал, хотя места не те и времена другие. Если ты захочешь и сможешь, приезжай. Дикие горы зажали реку, а она злится, кипит. Только не думай, это совсем не обязательно, чтобы ты ехала в такую даль, лучше отдохни в санатории. Я достану тебе путевку. У нас один парень отправил свою маму в санаторий. Напиши, куда ты хочешь, и пришли медицинскую справку».