Ян Винецкий - Человек идет в гору

— Дайте слово! — снова крикнул Павка, когда Наташа села на свое место, утирая платочком вспотевший лоб.

Выйдя к столу, он поглядел опасливо и вместе дерзко, как человек, который в ответ на обиду готов постоять за себя.

— Я беспартийный, ребята… Считаю, рановато мне в комсомол, коли работать еще не научился. Пошел я в бригаду к Глебу, думаю, этот научит работать, как-никак — комсомолец, парень башковитый! А что получилось? Парень он башковитый, да только себя любит, а на других сердитый. Два года сидим мы на обдирке валиков. Тошнит уже нас от них, сердешных! А попросишь работу посложнее, — от Глеба один ответ: запорете! Вот и выходит, — сам чемпион, а мы вроде без детали патрон: крутимся вхолостую!

— Павка правду говорит! — вскочил с места быстрый и черный, как галчонок, Ильзар Шахмаев. В цехе звали его Елизаром. — Глеб отбирает в бригаду, как в футбольную команду, лучших ребят. А потом портит — держит на простых операциях. Я ремесленное училище окончил, четвертый разряд получил, а у Глеба я до второго разряда докатился. Так и другие. Пошарьте у Глеба за пазухой, — там не то, что резцы, а и разряды наши найдете!

Собрание засмеялось: «Прозевал Елизар, их Глеб снес на базар!» Кто-то предложил обыскать Глеба и отобрать отнятые им у ребят разряды.

В президиуме поднялся Чардынцев.

— На первый взгляд смешно, — начал он негромко, — а в самом деле очень печально. И не потому, что сегодня на этом собрании развенчана слава Глеба Бакшанова. Не героем, не примером для подражания, а недалеким, по существу, отсталым комсомольцем оказался Глеб. А ведь в сущности Глеб — неплохой человек, и если бы его поправили, он мог бы стать не мнимым, а подлинным героем.

Печально, товарищи мои, потому, что в истории с Глебом, как в капле воды, отразились неказистые дела всего цеха. Вот где причина отставания второго механического! — он поглядел на Добрывечера, словно приглашая его вникнуть в причину их общей беды. — Я сначала удивлялся: как мог Глеб Бакшанов стать у вас лучшим стахановцем? А потом понял: это ваш стиль работы. Шум и треск вокруг рекордсменов и полное безразличие к основной массе. А ведь все решают массы, а не чемпионы!

Наташа сидела строгая, сосредоточенно-выжидающая. Выходит, не только Глеб, а и весь цех болен одним недугом — невниманием к среднему, рядовому рабочему. Значит, не только Глеб, а и она, Наташа, и Яша Зайцев, и Добрывечер, и Павлин, и все комсомольцы в ответе за это. «И почему мы не видели? Почему Чардынцев первый приметил нашу беду? Или со стороны виднее?»

— И еще у вас одна беда, товарищи мои! — продолжал Чардынцев. — Вам не хватает окрыленности, умения видеть в малом великое. У вас есть, верно, комсомольцы, не выполняющие норму…

— Таких много! — раздался чей-то высокий голос.

— Ну вот. И если бы вы сумели зажечь в этих ребятах мечту выполнять норму или повысить выработку, скажем, еще на десяток процентов, — как бы хорошо это было! Могут сказать — мелкая, де, мечта — десять процентов. Да и мечта ли это? Где здесь романтика? Мечта, товарищи мои. Большая мечта! У Джека Лондона есть рассказ «Мексиканец». В подпольную организацию пришел юноша Ривера и сказал, что он хочет работать для революции.

«— Отлично, — произнес один из руководителей. — Ты сказал, что хочешь работать для революции. Сними куртку. Поди сюда. Где ведро и тряпка? Пол у нас грязный. Ты начнешь с того, что хорошенько его вымоешь, и в других комнатах тоже. Потом займешься окнами.

— Это для революции? — спросил юноша.

— Да, для революции.

— Хорошо, — сказал он. И ничего больше. День за днем он являлся на работу, подметал, скреб, чистил…»

Отличный рассказ! Он учит в малом видеть большое. Если бы вы сумели работать так, чтобы каждый молодой рабочий видел всю огромную панораму строительства коммунизма и свой, порученный ему, конкретный маленький участок общего фронта — ваш цех всегда был бы впереди!

«Вот! На конкретном участке общего фронта строительства коммунизма!» — обрадовалась Наташа очень четко и сжато сформулированной Чардынцевым задаче комсомольцев..

«Взять хотя бы Павлина. «Лекции, беседы, кружки!» У него это самоцель. А не понимает, что все это должно быть направлено к тому, чтобы комсомольцы и весь цех выполняли производственную программу». — Так думала Наташа, слушая Чардынцева, и время от времени украдкой взглядывала в сторону Глеба. Он сидел попрежнему, подняв голову, с красным от душившей его досады лицом, со злым неуступчивым взглядом…

— Куда ты, Глеб? — испуганно спросил вдруг Точка. Ни на кого не глядя, с дрожащей на губах вымученной улыбкой, Глеб шел к выходу.

— Глеб! Вернись!..

Глеб, не отвечая, скрылся за дверью.

Собрание взволнованно зашумело:

— Загордился! Совсем похвальбой голову ему вскружило!

— Безобразие! Не уважает собрание!

— Исключить его из комсомола!

Чардынцев шепнул Добрывечеру:

— Трудный юноша.

— Трудный… — вздохнул Добрывечер. На его лице досада мешалась с восхищением: — А токарь, скажу я вам! Профессор!

Точка, тревожно моргая, спросил:

— Как быть, Алексей Степанович? Не наломать бы дров сгоряча…

Чардынцев поднялся снова:

— Правильно тут сказали: закружилась у парня голова. Но, думается мне, исключить из комсомола Глеба не следует. Надо помочь ему избавиться от головокружения. И лучшее средство для этого — победить его в соревновании. Обогнать его, доказать, чего можно достигнуть дружбой, взаимопомощью, настоящей коммунистической дисциплиной!

Из-за стола выметнулся розовый от возбуждения Яша Зайцев.

— По-моему, — согласиться! Но только имею предложение: из бюро Бакшанова вывести. Нет у нас к нему теперь полного доверия!

Собрание дружно проголосовало.

— Товарищи! — Яша собрал над переносьем заботливо-строгие морщинки. — Наша бригада дает по полторы нормы в смену. Сейчас, чтоб помочь цеху подняться, — этого мало. — Он поискал кого-то взглядом и, найдя, стал вызывать: — Коля! Сеня! Рустем!

Ребята поднимались на зов своего бригадира.

— Помните наш разговор о двух нормах? Мы подсчитали тогда, что, поднажав, сумели бы сделать, да страшновато было. Решили погодить, пока поднаберемся опыта. А теперь, сами видите, годить некогда, самое время подошло! Ну как, ребята? Если мы дадим сегодня обязательство в течение месяца перейти на две нормы, — справимся?

Поставь им этот вопрос Яша с глазу на глаз, они бы еще почесали затылок, да поохали бы — не рано ли, не круто ли бригадир поворачивает, а здесь, на собрании, когда десятки глаз с ожиданием и восторгом глядят на них, здесь сомневаться не к лицу, здесь надо показать, что две нормы их бригаде по плечу. И они отозвались задорно и весело:

— Справимся! Только пускай обеспечат заготовками!