Анна Лупан - Обрести себя

Единственное, что ей хотелось, — это скорее уехать из села, где родилась. Вышла замуж потому, что так заведено — женщина должна иметь свое гнездо. Но она не терпела своего мужа и в душе желала его смерти. Потом появились дети, они походили на него. И если она заботилась о них, то лишь потому, чтобы люди не осуждали ее. Казаться доброй, в то время как ты злая, — бо́льшего проклятия не придумаешь. Евлампия уставала притворяться и приходила на кладбище побыть наедине с собой.

В семье свекра, где она думала царствовать, Евлампия не нашла, чего ждала. Не все Браду были такими, как Сидор. Особенно Роман, который уже с первых дней разгадал, что она носит в себе. Потому-то между ними возникла вражда, потому-то она ненавидела его. Пропалывая его могилу от сорняков, она шептала молитву за упокой души усопшего, думая, что если бы Сидору посчастливилось походить на Романа, жизнь ее повернулась бы совсем по-иному.

Шла война, земля стонала от страданий и несчастий, но ни одна бомба не могла вывести ее из оцепенения. Евлампия выпекала просфоры и прогуливалась среди могил. За то что она взяла на себя эту заботу, ее уважал отец Аввакум.

Когда человек переезжает на новое место, он обычно тоскует об оставленном, чувствует себя одиноким, все время ему чего-то не хватает.

Илиеш, напротив, на новом месте чувствовал себя прекрасно. Здесь он получил свободу. Никто не злил его. Работать пока не заставляли. Своего покровителя он видел только по вечерам. Поэтому никто не мешал ему любоваться красивыми окрестностями. Целыми днями он бродил по огромной территории фабрики. Его восхищал парк с прямыми аллеями, вымощенными камнем, гипсовые карлики по углам, изо ртов которых лились струи воды, чистой, как глаза Ольгуцы, живые изгороди из зеленого плюща, которые садовник Никита заботливо подстригал каждое утро, чтобы какая-нибудь веточка не вылезла выше других. Его очаровали цветочные клумбы, разбитые с необыкновенным мастерством, пихты с гранеными иглами, пахнувшими смолой. Все было новым, интересным. Такого он не видел никогда. Лежа в тени на скамейке и прислушиваясь к шелесту листвы или чириканью птиц в кустах, он жалел только о том, что в этом уголке земного рая, куда он случайно попал, нет Ольгуцы.

Даже розы тут были другие, не такие, как в Валуренах. У них сильнее аромат, пышнее цветы, живее краски. Между деревьями парка расстилался упругий ковер зеленой травы. А вместо свиней и кур здесь лениво разгуливала семья павлинов, которые ошеломили его своим радужным оперением. Павлины принадлежали господину начальнику и теперь остались под присмотром прислуги — господин начальник несколько месяцев назад уехал вместе с семьей и все не возвращался. Поговаривали, будто на его место должен приехать новый. Так сказал Илиешу садовник Никита.

Никита целыми днями горбился над своими цветами. Наверное, потому и стал сутулым. Вообще он был неразговорчивым, но иногда становился балагуром и шутником, в особенности с девушками-работницами. Он задевал их, шутливо одаривал именами цветов: Лилиана, Гарофица, Розмарица. Девушки любовно прозвали его «царем цветов».

Да, цветы были его стихией. Он ухаживал за ними чуть ли не с болезненным рвением. Его длинные, сухие, как палки, руки безошибочно, мастерски орудовали ножницами и садовым ножом. Илиешу нравилось глядеть на его работу. Он восхищался им издалека, удивлялся его искусству. А однажды осмелел, затеял разговор. Никита подозвал его поближе, спросил, кто он и откуда. Потом подарил цветок. До той поры Илиеш и не подозревал, что цветы требуют такого ухода. Те несколько кустиков цветов, что ежегодно высаживала Ангелина под окнами, росли без всякой заботы со стороны хозяев. Но разве можно было их сравнить с этими чудесными сгустками красок, выращенными руками Никиты!

Однажды, желая доставить удовольствие своему покровителю Руге, Илиеш подмел у него в комнатах и пошел к садовнику за букетом цветов. Никита опустил тяжелые веки и спросил недовольным тоном:

— Он тебя послал?

— Нет.

— Тогда почему?..

— Мне самому пришло в голову поставить их на стол…

— На стол? Дроби ему, а не цветов…

— Что? — Илиеш не уловил смысла его слов.

Но у Никиты не было желания повторять сказанное. Он обнял Илиеша за плечи, повернул лицом к вьюнкам, лукаво спросил:

— Знаешь ли ты, почему они подбирают свои платьица днем?

Илиеш отрицательно покачал головой.

— Чтобы солнце не украло у них воду с подолов. А цветов я дать не могу. Земля сырая, притопчется, если подойти к ним близко. Сам видишь, что я подстригаю кустарник, вместо того чтобы ухаживать за цветами.

Садовник действовал ножницами, как хирург ланцетом. Заболевшие деревца заботливо очищал, после чего смазывал каким-то составом или перевязывал их раны.

Он был не очень-то щедр на цветы. Выдумывал разные предлоги, лишь бы не срезать их: то нет у него с собой ножниц, то на кустах слишком много нераспутившихся бутонов и их нельзя портить. Цветы ему больше нравились благоухающими в саду, чем вянущими в хрустальных вазах. Бывали, правда, моменты, когда его охватывал приступ щедрости. Он выходил вечером к воротам и, как влюбленный, застенчиво дарил кому-нибудь букет.

— Изменится погода, — шутили работницы.

— Я их проредил сегодня, слишком густо росли, — словно оправдывался он.

Сделанный руками Никиты букет долго не увядал. Он умел так подобрать цветы, что они не мешали друг другу. О нем ходили странные слухи. Говорили, что он колдун, что сорванные им цветы никогда не теряют свежести.

— Это правда, что ваши цветы никогда не вянут? — спросил Илиеш в начале их знакомства.

— Правда, — усмехнулся садовник.

— А что вы с ними делаете?

— Это тайна.

— Откройте ее и мне, — попросил Илиеш.

Никита сказал:

— Цветы как и люди: одни любят друг друга, ведут мирную жизнь, другие не терпят соседей. Например, роза и резеда, если попадутся в одном букете, не успокоятся до тех пор, пока не убьют друг друга. Я же сортирую их, подбираю по симпатии.

Никита знал множество историй про цветы, и было удовольствием слушать его. У цветов — свой язык. Ими можно раскрыть свою любовь, они не раз служили символом веры и мужества. Некоторые из них даже вызывали распри между людьми. Цветы бывают грустные и одинокие. Садовник называл их «вдовушками». Илиеш слушал как завороженный. До сих пор цветы для него были просто растениями, распускающими лепестки. А Никита открыл ему новый, неведомый мир. И этот мир очаровывал его, притягивал к себе с магической силой.

Ферментационная табачная фабрика принадлежала государственному обществу, контора которого находилась в Бухаресте. Высокое пятиэтажное здание виднелось издалека. Вокруг него, как большие серые гусеницы, тянулись длинные темные приземистые склады без окон. А перед фасадом фабрики простирался парк, который так полюбился Илиешу. Весь день в парке стояла тишина, слышались только голоса цикад и скрежет ножниц Никиты. Около полудня тишина нарушалась ревом двух осликов, привозивших на кухню бочку с водой. Они всегда появлялись в одно и то же время и были часами фабрики. В ответ на их рев открывались двери складов, выбрасывая на двор сотни людей с изможденными, желтыми от ядовитой духоты лицами.