Павел Лукницкий - Делегат грядущего

Наубогор совсем не собирался сдерживать бешенство, но все-таки сдержал его, узнав в жалком, трясущемся в углу старике отца Шамо, Бакар-Шо. Схватив его за плечи, Наубогор долго в ярости тряс его и дергал за жидкую бороду, а тот стонал, вопил и вертелся у его ног.

К вечеру Наубогор довел измученного старика до ущелья. Здесь встретили их Марод-Али и обеспокоенные работники, проискавшие Наубогора весь день. Здесь же они обсудили все, и Марод-Али, очень разумно решив сохранить все происшествие в тайне, предложил сейчас же отправить старика в Хорог и сдать областной милиции.

Ночью, когда все селение заснуло, старика вывели из ущелья, посадили на осла и отправились в путь. Через три часа Марод-Али, его брат Лютфалли и Наубогор сдали старика удивленному начальнику хорогской милиции, которого не постеснялись даже для такого случая разбудить. Долгие объяснения и составление протокола растянулись на половину ночи.

Если б председатель сельсовета вовремя узнал это, он, наверно, отменил бы собрание поселян, назначенное им на тот самый день. Но он ничего не знал и начал пространную речь об инструкциях, полученных из исполкома, о том, что в селении надо выявить кулаков и что, учтя все признаки состояния, он обнаружил только одно байское хозяйство.

— Чье? — заволновалось собрание.

— А? Вы как скажете чье? Я так скажу: Сафо и Марод-Али…

И председатель сельсовета перечислил следующие признаки байства Марод-Али:

— Первое — у отца мельница есть. Второе — денег много: в Афганистане лес себе покупал, триста рублей золотой монетой платил? Да. Теперь новый дом себе строит на самой горе? Да. Всю семью — двадцать два человека туда поместит? Да. Всю воду хочет себе взять? Да. Еще — в бога верит. Еще — политические разговоры ведет — против сельсовета словом идет. Еще — всякие жалобы придумывать любит. Все население наше как волка его считает. Да? Еще — женщин обижает. Одна жена умерла, другую прогнал. Много еще плохого он сделал. Вот бай. Конечно, бай, сволочь он!

Собрание слушало молча. Собрание постановило одобрить такое решение. В числе собравшихся присутствовал даже пир, и, впервые вспомнив, что он не имеет голоса, он сказал:

— Советские дела — ваши дела. Мое дело возносить смиренные моленья богу. Бог видит все и вам помогает решать, а мне помогает хранить молчанье…

Мой рассказ на этом мог бы окончиться. Но еще многое хочется добавить. Четыре года спустя я познакомился в Хороге с Марод-Али. Я узнал все, что уже знает читатель. Я ездил вместе с Марод-Али в его селение и два дня провел в нем, лазая по ущелью и осматривая канал. В местном сельсовете я лишний раз услышал рассказ о том председателе сельсовета, который был снят с работы и выслан с Памира за контрабандный посев опиума в пустынных горах и за многое другое еще. И в Хороге я снял копию с того документа, которым долгие годы справедливо гордился бывший безумец, одержимый, дэвона́, а впоследствии инструктор столярной мастерской Кустпромсоюза — Марод-Али. Вот она:

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Дорогой товарищ Марод-Али Сафаев!

Областной Исполнительный комитет Автономной Горно-Бадахшанской Области в день одиннадцатой годовщины Великого Октября, вспоминая Ваши заслуги в деле насаждения и укрепления Советской власти в Горном Бадахшане, решил отметить Вашу стойкость в борьбе за великое дело освобождения пролетариата и угнетенных народов Востока.

Преподнося эту грамоту, мы выражаем уверенность в том, что в повседневной работе, укрепляющей хозяйственную мощь Союза, и в тех трудностях, неизбежных на пути победного шествия к социализму, Вы так же стойко будете работать и бороться, как в прежние годы героической борьбы за Октябрь.

7 ноября 1928 года

Эта Почетная грамота, написанная в два столбца, на двух языках, таджикском и русском, хранилась в маленьком шкафчике у третьей жены Марод-Али — Сой-бегим, миловидной, тоненькой женщины, которая обучена ликбезом обыкновенной, простейшей грамоте и хорошо умеет ценить почет.

С тех пор прошло еще четверть века… Недавно я опять вернулся с Памира, повторив маршруты, пройденные мной по этой высокогорной стране в те, уже давние для нас, годы. Почти всюду по новым дорогам Памира я ездил теперь в автомобиле. Очертания знакомой скалы на каком-нибудь повороте дороги; бурная горная река, через которую я теперь переезжал по добротному мосту и которую некогда с риском для жизни преодолевал вброд; купа вековечных деревьев в узкой долине — вызывали в памяти дальние воспоминания, порой расплывчатые и смутные, порой столь яркие и четкие, что мне казалось, будто я сам вдруг перенесся в эпоху, давно прошедшую…

Вспоминались встречавшиеся в те давние годы странные типы людей — такие, каких нигде теперь в Советской стране не встретишь: пришедшие из Индии посланцы Ага-Хана — «живого бога» исмаилитской религии, собиравшие среди темного населения зякет — религиозную подать; эта подать открыто и беспрепятственно увозилась в Бомбей, Ага-Хану… Вспоминались встречавшиеся мне афганские купцы, торговавшие английскими, американскими, германскими колониальными побрякушками, розовой каменной солью и чалмами с пешаверских базаров… Вспоминались басмачи, предательски, из-за угла, убивавшие мирных советских работников и первых памирских девушек, решившихся обучаться грамоте; и аксакалы — старейшины родов, баи, тайные представители владетельных каст: шана́, сеиды и миры…

То было такое время, когда советские мероприятия, как острые лучи света, врезались в тьму феодализма — его уродливые пережитки порой господствовали и в быту и в сознании многих людей, изолированных дикими горами от внешнего мира. В те годы паутина вековечной беспощадной эксплуатации, прорванная революцией, еще висела по углам глухих, недоступных ущелий Памира, мешая свободной жизни дехкан, видевших только первые проблески света. Многие из них еще были ослаблены курением опиума, болезнями, постоянным недоеданием…

Как все изменилось с тех пор! Неузнаваемо изменился Хорог — областной центр Горно-Бадахшанской автономной области, столица Памира. Сплошь электрифицированный, озелененный город вырос в несколько раз, перекинулся и на левый берег Гунта. Педагогическое училище, средние школы, библиотеки, театр, кинотеатры, музей, гостиница, хорошие магазины, больницы, амбулатории, гаражи, механические мастерские, парк культуры и отдыха, Комсомольское озеро, хорошо одетые памирцы с высшим и средним образованием, работающие во всех учреждениях своего красивого, кипучего города… И всюду строятся новые дома, десятки отличных зданий…